В Кронштадте начались факультативные занятия для педагогов и воспитателей "Воспитание на социокультурном опыте", которые ведет заведующая кафедрой истории педагогики Санкт-Петербургской Академии последипломного педагогического образования, профессор, доктор философских наук Марина Владимировна Захарченко. Она - автор свыше 60 статей и 3 монографий "Традиции в истории" (2002), "Христианство: духовная традиция в истории и культуре" (2002), "Образование и культура в перспективе традиций" (2007). Мы встретились с ней, чтобы подробнее узнать об этом курсе, о том, что нового в государственной политике в области образования, какой тип личности создает современная школа, какую роль играет традиция в образовании.

- Марина Владимировна, в чем задача курса, который начался 15 февраля?

Мы пригласили учителей школ и дошкольных учреждений Кронштадта, чтобы познакомить их с некоторыми новейшими тенденциями в системе образования России. В частности с теми, которые вызваны к жизни изменениями в новой редакции Закона об образовании, в котором появилась новые категории "духовно-нравственное развитие личности", "формирование духовно-нравственной личности". Второй важный момент - исполнение приоритетов доктрины образования, принятой в 2000 году, как план до 2025 года.

В ныне действующей доктрине существует следующая позиция: "Стратегические цели образования связаны со стратегическими целями развития страны". И далее эти цели перечисляются: преодоление социально-экономического и духовного кризиса; достижение высокого качества жизни народа; сохранение статуса России как великой державы в области культуры, образования и высоких технологий; обеспечение высокого социально-экономического и духовного развития.

Наш курс должен помочь педагогам понять педагогические методы, посредством которых можно реализовывать программы по духовно-нравственному просвещению. В других регионах России накоплено много опыта, мы хотим его изучать и осмысливать.

- Как Вы оцениваете состояние дел в духовно-нравственном воспитании молодежи?

Только что я приехала из Тюмени, где проходили Рождественские образовательные чтения (вслед за известными Международными Рождественскими чтениями в Москве). Что же там обсуждалось? Главной проблемой нашего общественного сознания сегодня является связь между категорией "духовное развитие" или "духовно-нравственное воспитание" и содержанием религиозной традиции. Ведь кто-то отождествляет духовно-нравственное воспитание с религиозным, кто-то - противопоставляет. Я полагаю, что отождествлять духовное воспитание с религиозным неправильно. Но и если будем игнорировать религиозную традицию, никакого духовного воспитания не получится.

- И что Вы предлагаете?

- Наша программа "Воспитание на социокультурном опыте" связана, на мой взгляд, с очень удачным решением, найденным в образовании, а именно - с программой "Истоки". Эта программа работает уже во многих регионах России, а начинали ее разрабатывать в Вологде. В "Истоках" очень хорошо реализована идея возвращения духовной традиции России в сферу образования.

Давайте вернемся к доктрине образования и вдумаемся в такую категорию, как "преодоление духовного кризиса". Попытаемся соотнести ее с целями образования. В доктрине цель образования определена как обеспечение исторической преемственности поколений, сохранение и развитие отечественной культуры. Размышляя об этом, мы никак не можем пройти мимо того факта, что в 20-м веке в нашей культуре произошел серьезный разрыв с традицией. Причем нельзя сказать, что этот разрыв произошел естественным путем. Он произошел путем жестокого насилия не только революции, но и выполнением триединой задачи - индустриализации, коллективизации и культурной революции. В основном, мы знаем про политическую и социальную революцию. Но была еще и революция общественного сознания.

- Но в советское время говорили о хорошем, например, "семья - ячейка общества"?

- Да, но строили ее на других основаниях. В прошлом государство выполняло задачу построения общества без Бога. Поэтому само понятие духовности то исчезало, то появлялось. И связано оно было больше с представлениями о способностях человека творить произведения искусства, к примеру, музыку, живопись или наслаждаться ими. Понятие духовности отождествлялось с понятием вдохновения. Тем не менее, когда мы говорим о "высоком", мы употребляем слова, смысл которых раскрыт в религиозной традиции - добро, любовь, красота, истина, милосердие, служение...

- Кого же сегодня воспитывает школа?

- Проблематика воспитания сегодня как следует не осмыслена, и в определенной степени продолжает модели советского времени. Но живем мы уже в другое время.

Сегодня учителя жалуются, что они не могут больше воспитывать, потому что "за окном" дети сталкиваются с другим миром. И это является главной проблемой - противоречие ценностей в школе и "за окном". Отрицательную роль играет и телевизор. Сегодня образование не справляется с задачей воспитания личности.

Сердцевина личности - совесть. Сравним определение совести в словарях Даля и Ожегова. У Ожегова: "совесть - это соответствие поведения человека нормам, принятым в обществе". В советское время совесть означала: быть как все. Размышлений о природе добра и зла, о борьбе добра и зла в метафизическом смысле не было. К примеру, "Преступление и наказание" Достоевского, затрагивающее эту тему, трактовалось больше в социальном плане.

А понятие греха вообще было исключено из программ. Если оно появлялось, то снабжалось примечанием - "устар." (устаревшее). А у Даля: "совесть - тайник души человека, глубоко личностное чувство, невольная любовь к добру, стремление к истине и правде, стремление избегать зла". Здесь человек ставится выше любых общественных конвенций, что вполне соотносится с евангельским благовестием, когда одна человеческая душа дороже, чем весь мир.

Школа должна воспитывать волю к жизни на родной земле, пробуждать совесть как основу жизни. К сожалению, эта задача осознанно не ставится в современной школе. Отсюда и результат.

- А Церковь как раз пробуждает совесть.

- Возвращение к традиции означает возвращение к тому типу личности, который строил нашу культуру, нашу цивилизацию. Современной школе этот тип личности не известен. А вот в Церкви о нем знают. Поэтому сегодня важно отнестись к церковному опыту внимательно. И это, увы, один из камней преткновения.

В обращении к опыту Церкви нет никакого нарушения Конституции, так как оно не означает принуждение к исповеданию веры, определенной религии. Об этом очень красиво сказал философ Хомяков: "Церковь зовет свободных, и она хочет только свободных". Принудить к исполнению веры вообще нельзя, как нельзя заставить полюбить. Замуж выйти можно заставить, а полюбить - нет. Церковный опыт - более тысячи лет опыта нашего народа - разве можно это продолжать игнорировать? Мы уже пытались его игнорировать на протяжении 70 лет, и в итоге получили взрыв, последствия которого преодолеваем до сих пор.

Интересна статистика. В исследовании И.П. Рязанцева "Социология и религия" (МГУ) говорится, что у нас в России церковных православных людей - 8%, определяющих себя как православные - 55%, положительно относящихся к Русской Православной Церкви - 33%, отрицательно - только 4%. Я считаю, что 96% населения имеют полное право знать то, к чему они относятся положительно.

- Скажите, пожалуйста, были ли в истории России времена, когда система образования не имела недостатков, времена, которые другими словами можно назвать эталоном?

- Система образования всегда имеет недостатки, как вообще все в нашей жизни. Вопрос на самом деле в том, выполняет ли система образования свою цивилизационную миссию.

Периоды, когда система российского образования ее выполняла, были. Были успешные решения в 19-м веке, благодаря чему мы имеем образцы расцвета национального самосознания в пушкинский период и в начале ХХ века. Были успешные образцы и в советский период. Благодаря успехам в советское время, мы справились с некоторыми задачами технологической модернизации.

- Что такое православная цивилизация?

- Сегодня никто не будет спорить, что идет процесс глобализации. Этот процесс обладает рядом признаков: интенсификация общения на бытовом уровне; распространение одинаковых технологий (которые формируются и на Западе, и на Востоке); интенсификация взаимодействия культур; миграция рабочей силы и так далее.

Но очень хитро выносится за скобки одна тема: глобализация раскалывает людей на два типа - успешных и не успешных. Жизненной целью становится умение "успеть вскочить в уходящий поезд". Создается ситуация соперничества за место под солнцем, за комфорт жизни и прочее.

Серьезные аналитики заметили, что процесс глобализации имеет интересную направленность - универсальная цивилизация, которая по идее должна быть целью глобализации, не формируется.

После разрушения мировой системы противостояния двух супердержав, одной из которых были мы, формируется цивилизационная структура мира. Страны начинают объединяться в некоторые крупные сообщества по культурно-историческому признаку. И определяются категорией религиозной традиции. Говорят: западноевропейская цивилизация, исламская цивилизация, православная цивилизация, дальневосточная цивилизация.

Оказывается, мир интенсивного общения не приводит к сглаживанию различий. Сегодня, когда Европа принимает огромное количество мигрантов из исламского мира, да и Россия тоже, мы видим, что они не ассимилируются. Более того, не хотят этого делать.

Внутри исламской цивилизации действует мощный механизм, когда мусульмане в другой стране продолжают продвигать свою культурную стратегию.

А мы упорно продолжаем изучать не культуру России, а культуру противления. Мы продолжаем игнорировать правду о своей культуре. Ведь на самом деле Достоевский сказал, что не просто красота, а красота Христова спасет мир! Вот так, выкинули одно слово и перевернули тем самым все с ног на голову.

Поэтому я не побоюсь сказать: сегодня в образовании мы как раз постоянно нарушаем Конституцию, когда под видом светскости навязываем либо атеистическую, либо либеральную идеологию. А по Конституции у нас плюрализм идеологий.

И наша задача не сформировать какую-то доморощенную идеологию на псевдоправославной почве и навязать ее в качестве обязательной. Это будет совершенно неверно! Мы говорим о том, что мы должны вернуться к отечественной традиции, мы обязаны знать хотя бы основы православной культуры, которая формировала культуру нашей цивилизации на протяжении многих веков.
Беседовала Ольга СПЕШИЛОВА
Фото автора
Впервые опубликовано в газете "Кронштадтский вестник" N 6 от 15 февраля 2008 года

Федор Достоевский. Гравюра Владимира Фаворского. 1929 год Государственная Третьяковская галерея / DIOMEDIA

«Красота спасет мир»

«Правда, князь [Мышкин], что вы раз говорили, что мир спасет „кра-сота“? Господа, — закричал он [Ипполит] громко всем, — князь утвер-ждает, что мир спасет красота! А я утверждаю, что у него оттого такие игривые мысли, что он теперь влюблен. Господа, князь влюблен; давеча, только что он вошел, я в этом убедился. Не краснейте, князь, мне вас жалко станет. Какая красота спасет мир? Мне это Коля пере-сказал… Вы ревностный христианин? Коля говорит, вы сами себя называете христианином.
Князь рассматривал его внимательно и не ответил ему».

«Идиот» (1868)

Фразу о красоте, которая спасет мир, произносит второстепенный персонаж — чахоточный юноша Ипполит. Он спрашивает, действительно ли так говорил князь Мышкин, и, не получив ответа, начинает развивать этот тезис. А вот главный герой романа в таких формулировках не рассуждает про красо-ту и только однажды уточняет про Настасью Филипповну, добра ли она: «Ах, кабы добра! Все было бы спасено!»

В контексте «Идиота» принято говорить в первую очередь о силе внутренней красоты — именно так толковать эту фразу предлагал сам писатель. Во время работы над романом он писал поэту и цензору Аполлону Майкову, что поста-вил себе целью создать идеальный образ «вполне прекрасного человека», имея в виду князя Мышкина. При этом в черновиках романа есть следующая за-пись: «Мир красотой спасется. Два образчика красоты», — после чего автор рассуж-дает о красоте Настасьи Филипповны. Для Достоевского поэтому важно оце-нить спасительную силу как внутренней, духовной красоты человека, так и его внешности. В сюжете «Идиота», однако, мы находим отрицательный ответ: красота Настасьи Филипповны, как и чистота князя Мышкина, не делает жизнь других персонажей лучше и не предотвращает трагедию.

Позже, в романе «Братья Карамазовы», герои снова заговорят о силе красоты. Брат Митя уже не сомневается в ее спасительной силе: он знает и чувствует, что красота способна сделать мир лучше. Но в его же понимании она обладает и разрушительной силой. А мучиться герой будет из-за того, что не понимает, где именно пролегла граница между добром и злом.

«Тварь ли я дрожащая или право имею»

«И не деньги, главное, нужны мне были, Соня, когда я убил; не столько деньги нужны были, как другое… Я это все теперь знаю… Пойми меня: может быть, тою же дорогой идя, я уже никогда более не повторил бы убийства. Мне другое надо было узнать, другое толкало меня под руки: мне надо было узнать тогда, и поскорей узнать, вошь ли я, как все, или человек? Смогу ли я переступить или не смогу! Осмелюсь ли нагнуться и взять или нет? Тварь ли я дрожащая или право имею…»

«Преступление и наказание» (1866)

Впервые Раскольников заговаривает про «дрожащую тварь» после встречи с мещанином, который называет его «убивцем». Герой пугается и погружается в рассуждения о том, как бы на его месте отреагировал какой-нибудь «Напо-леон» — представитель высшего человеческого «разряда», который спокойно мо-жет пойти на преступление ради своей цели или прихоти: «Прав, прав „про-рок“, когда ставит где-нибудь поперек улицы хор-р-рошую батарею и дует в правого и виноватого, не удостоивая даже и объясниться! Повинуйся, дрожа-щая тварь, и — не желай, потому — не твое это дело!..» Этот образ Раскольни-ков, скорее всего, позаимствовал из пушкинского стихо-творения «Подражания Корану», где вольно изложена 93-я сура:

Мужайся ж, презирай обман,
Стезею правды бодро следуй,
Люби сирот и мой Коран
Дрожащей твари проповедуй.

В оригинальном тексте суры адресатами проповеди должны стать не «твари», а люди, которым следует рассказывать о тех благах, которыми может одарить Аллах «Посему не притесняй сироту! И не гони просящего! И возвещай о милости своего Господа» (Коран 93:9-11). . Раскольников осознанно смешивает образ из «Подражаний Корану» и эпизоды из биографии Наполеона. Конечно, не пророк Магомет, а француз-ский полко-водец ставил «поперек улицы хорошую батарею». Так он подавил восстание роялистов в 1795 году. Для Раскольникова они оба великие люди, и каждый из них, по его мнению, имел право любыми способами достигать свои цели. Все, что делал Наполеон, мог претворить в жизнь Магомет и любой другой представитель высшего «разряда».

Последнее упоминание «дрожащей твари» в «Преступлении и наказании» — тот самый проклятый вопрос Раскольникова «Тварь ли я дрожащая или право имею…». Эту фразу он произносит в конце долгого объяснения с Соней Марме-ладовой, наконец не оправдываясь благородными порывами и тяжелыми об-стоя-тельствами, а прямо заявляя, что убил он для себя, чтобы понять, к какому «разряду» относится. Так заканчивается его последний моно-лог; через сотни и тысячи слов он наконец-то дошел до самой сути. Зна-чи-мость этой фразе при-дает не только хлесткая формулировка, но и то, что даль-ше про-исходит с героем. После этого Раскольников уже не произносит длин-ных ре-чей: Досто- евский оставляет ему только короткие реплики. О внут-ренних пере-живаниях Раскольникова, которые в итоге приведут его с призна-нием на Сен-ную пло-щадь и в полицейский участок, читатели будут узнавать из объ-яснений автора. Сам же герой больше ни о чем не расскажет — ведь он уже задал глав-ный вопрос.

«Свету ли провалиться, или мне чаю не пить»

«…На деле мне надо, знаешь чего: чтоб вы провалились, вот чего! Мне надо спокойствия. Да я за то, чтоб меня не беспокоили, весь свет сейчас же за копейку продам. Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить. Знала ль ты это, или нет? Ну, а я вот знаю, что я мерзавец, подлец, себялюбец, лен-тяй».

«Записки из подполья» (1864)

Это часть монолога безымянного героя «Записок из подполья», который он произносит пе-ред проституткой, неожиданно пришедшей к нему домой. Фраза про чай зву-чит в качестве доказате-льства ничтожности и эгоистичности подпольного человека. Эти слова имеют любопытный исторический контекст. Чай как ме-рило достатка впервые появ-ляется у Достоевского в «Бедных лю-дях». Вот как рассказывает о сво-ем материальном положении герой романа Макар Девушкин:

«А моя квартира стоит мне семь рублей ассигнациями, да стол пять целковых: вот двадцать четыре с полтиною, а прежде ровно тридцать платил, зато во многом себе отказывал; чай пивал не всегда, а теперь вот и на чай и на сахар выгадал. Оно, знаете ли, родная моя, чаю не пить как-то стыдно; здесь всё народ достаточный, так и стыдно».

Похожие переживания испытывал в юности и сам Достоевский. В 1839 году он писал из Петербурга отцу в деревню:

«Что же; не пив чаю, не умрешь с голода! Проживу как-нибудь! <…> Лагерная жизнь каждого воспитанника военно-учебных заведений тре-бует по крайней мере 40 р. денег. <…> В эту сумму я не включаю таких по-треб-ностей, как, например: иметь чай, сахар и проч. Это и без того необ-ходимо, и необходимо не из одного приличия, а из нужды. Когда вы мокнете в сырую погоду под дождем в полотняной палатке, или в та-кую погоду, придя с ученья усталый, озябший, без чаю можно забо-леть; что со мной случилось прошлого года на походе. Но все-таки я, уважая Вашу нужду, не буду пить чаю».

Чай в царской России был действительно дорогостоящим продуктом. Его везли напрямую из Китая по единственному сухопутному маршруту, и путь этот за-ни--------мал около года. Из-за расходов на транспортировку, а также огромных пош-лин чай в Центральной России стоил в несколько раз дороже, чем в Европе. Согласно «Ведомостям Санкт-Петербургской городской полиции», в 1845 году в магазине китайских чаев купца Пискарева цены на фунт (0,45 килограмма) продукта составляли от 5 до 6,5 рубля ассигнациями, а стоимость зеленого чая доходила до 50 рублей. В это же время за 6-7 рублей можно было купить фунт первосортной говядины. В 1850 году «Отечественные записки» писали, что го-до-вое потребление чая в России составляет 8 миллионов фунтов — правда, рас-считать, сколько приходится на одного человека, нельзя, так как этот товар был популярен в основном в городах и среди людей высшего сословия.

«Если Бога нет, то все позволено»

«…Он закончил утверждением, что для каждого частного лица, напри-мер как бы мы теперь, не верующего ни в Бога, ни в бессмертие свое, нравственный закон природы должен немедленно измениться в полную противоположность прежнему, религиозному, и что эгоизм даже до зло---действа не только должен быть дозволен человеку, но даже при-з-нан необходимым, самым разумным и чуть ли не благороднейшим исходом в его положении».

«Братья Карамазовы» (1880)

Самые важные слова у Достоевского обычно произносят не главные герои. Так, о теории разделения человечества на два разряда в «Преступ-ле-нии и нака-зании» первым говорит Порфирий Петрович, а уже потом Рас-коль-ни-ков; вопросом о спасительной силе красоты в «Идиоте» задается Иппо-лит, а род-ствен-ник Карамазовых Петр Александрович Миусов замечает, что Бог и обе-щанное им спасение — единственный гарант соблюдения людьми нравст-вен-ных законов. Миусов при этом ссылается на брата Ивана, и уже потом дру-гие персонажи обсуждают эту провокационную теорию, рассуждая о том, мог ли Карамазов ее выдумать. Брат Митя считает ее интересной, семинарист Раки-тин — подлой, кроткий Алеша — ложной. Но фразу «Если Бога нет, то все по-зво-лено» в романе никто не произносит. Эту «цитату» позже сконструируют из разных реплик литературные критики и читатели.

За пять лет до публикации «Братьев Карамазовых» Достоевский уже пытался фантазировать о том, что будет делать человечество без Бога. Герой романа «Подросток» (1875) Андрей Петрович Версилов утверждал, что явное доказате-льство отсутствия высшей силы и невозможности бессмертия, наоборот, заста-вит людей сильнее любить и ценить друг друга, потому что больше любить некого. Эта незаметно проскользнувшая реплика в следующем романе выраста-ет в тео-рию, а та, в свою очередь, — в испытание на практике. Измученный бого-борче-скими идеями брат Иван поступается нравственными законами и допускает убийство отца. Не выдержав последствий, он практически сходит с ума. Позво-лив себе все, Иван не перестает верить в Бога — его теория не рабо-тает, потому что даже сам себе он не смог ее доказать.

«Маша лежит на столе. Увижусь ли с Машей?»

Возлю-бить человека, как самого себя, по заповеди Христовой, — невоз-можно. Закон личности на земле связывает. Я препятствует. Один Христос мог, но Христос был вековечный от века идеал, к которому стре--мится и по закону природы должен стремиться человек».

Из записной книжки (1864)

Маша, или Мария Дмитриевна, в девичестве Констант, а по первому мужу Исаева, — первая жена Достоевского. Они поженились в 1857 году в сибирском городе Кузнецке, а потом переехали в Центральную Россию. 15 апреля 1864 го-да Мария Дмитриевна умерла от чахотки. В последние годы супруги жили отдельно и мало общались. Мария Дмитриевна — во Владимире, а Федор Ми-хай-лович — в Петербурге. Он был поглощен изданием журналов, где среди про-чего публиковал тексты своей любовницы — начинающей писательницы Апол-линарии Сусловой. Болезнь и смерть супруги сильно поразили его. Спустя несколько часов после ее смерти Достоевский зафиксировал в записной книжке свои мысли о любви, браке и целях развития человечества. Вкратце суть их такова. Идеал, к которому нужно стремиться, — это Христос, единст-венный, кто смог пожертвовать собой ради других. Человек же эгоистичен и не спо-собен возлюбить ближнего своего как самого себя. И тем не менее рай на земле возможен: при должной духовной работе каждое новое поколение будет лучше предыдущего. Достигнув же высшей ступени развития, люди откажутся от бра-ков, потому что они противоречат идеалу Христа. Семейный союз — эгоисти-ческое обособление пары, а в мире, где люди готовы отказыва-ться от своих личных интересов ради других, это не нужно и невозможно. А кроме того, раз идеальное состояние человечества будет достигнуто лишь на последней стадии развития, можно будет перестать размножаться.

«Маша лежит на столе…» — интимная дневниковая запись, а не продуманный писательский манифест. Но именно в этом тексте намечены идеи, которые потом Достоевский будет развивать в своих романах. Эгоистичная привя-занность человека к своему «я» найдет отражение в индивидуалистиче-ской теории Раскольникова, а недостижимость идеала — в князе Мышкине, назы-вавшегося в черновиках «князь Христос», как пример самопо-жертвования и смирения.

«Константинополь — рано ли, поздно ли, должен быть наш»

«Допетровская Россия была деятельна и крепка, хотя и медленно слага-лась политически; она выработала себе единство и готовилась закре-пить свои окраины; про себя же понимала, что несет внутри себя драго-ценность, которой нет нигде больше, — православие, что она — храни-те-льница Христовой истины, но уже истинной истины, настоящего Хри-стова образа, затемнившегося во всех других верах и во всех других на-ро-дах. <…> И не для захвата, не для насилия это единение, не для унич-тожения славянских личностей перед русским колоссом, а для того, чтоб их же воссоздать и поставить в надлежащее отношение к Европе и к человечеству, дать им, наконец, возможность успокоиться и отдох-нуть после их бесчисленных вековых страданий… <…> Само собою и для этой же цели, Константинополь — рано ли, поздно ли, должен быть наш…»

«Дневник писателя» (июнь 1876 года)

В 1875-1876 годах российскую и иност-ранную прессу наводнили идеи о захвате Константинополя. В это время на территории Порты Оттоманская Порта, или Порта, — другое название Османской империи. одно за другим вспыхи-вали восстания славянских народов, которые турецкие власти жестоко подав-ляли. Дело шло к войне. Все ждали, что Россия выступит в за-щи-ту балканских государств: ей предсказывали победу, а Османской импе-рии — распад. И, ко-нечно, всех волновал вопрос о том, кому в этом случае доста-нется древняя византийская столица. Обсуждались разные варианты: что Константинополь станет международным городом, что его займут греки или что он будет частью Российской империи. Последний вариант совсем не устраивал Европу, зато очень нравился российским консер-ваторам, которые видели в этом в первую очередь политическую выгоду.

Вол-но-вали эти вопросы и Достоевского. Вступив в полемику, он сразу обвинил всех участников спора в неправоте. В «Дневнике писателя» с лета 1876 года и до вес-ны 1877-го он то и дело возвращается к Восточному вопросу. В отличие от кон-сер-ваторов, он считал, что Россия искренне хочет защитить единовер-цев, осво-бодить их от гнета мусульман и поэтому, как православная держава, имеет исключительное право на Константинополь. «Мы, Россия, действите-льно необ-ходимы и неминуемы и для всего восточного христианства, и для всей судьбы будущего православия на земле, для единения его», — пишет До-стоевский в «Дневнике» за март 1877 года. Писатель был убежден в особой хри-стианской миссии России. Еще раньше он развивал эту мысль в «Бесах». Один из героев этого романа, Шатов, был убежден, что русский народ — это народ-богоносец. Той же идее будет посвящена и знаменитая , опубликованная в «Дневнике писателя» в 1880 году.

Испокон веков в обществе бытует элементарное представление о том, что красота является гендерной особенностью женщин, хотя дискурс красоты касался и мужской половины человечества, о чём свидетельствуют разнообразие женской и мужской моды в разные исторические эпохи, равенство полов в распределении ресурсов поддержания красоты (лечебной и декоративной косметики, масел и парфюмерии, занятий спортом и посещения бань) в древних цивилизациях, и современная индустрия даже сугубо мужских товаров не игнорирует их эстетический аспект. Такая область научной философской дисциплины, как эстетика, зародившаяся в античную эпоху, направлена на изучение форм прекрасного как одной из важнейших категорий общественного сознания, иными словами, дискурс о красоте занимает немаловажное место в общественном сознании.

Итак, миф о красоте поддерживается всеми сферами общественной жизни. В первую очередь, это сфера бизнеса, использующая различные инструменты и методы по продвижению товара, представляя его как красивый или способствующий конструированию «красивого образа». Так, реклама, распространяя идеальный образ (а это тоже миф или, по Веберу, «идеальный тип», то есть недостижимая утопия и, вероятно, потому столь желанная), имидж товара в качестве «нормативной» модели, стимулирует спрос на определённый материализованный и символизированный образ. В дискурсе современного западного общества в качестве красивого мифологизируется следование моде в потреблении определённого образа жизни (говоря «красивая жизнь», подразумевают не только высшую должность в крупной престижной фирме, но и соответствующий образ потребления и стиль организации жизни) и материальных предметов; путешествия, косметические и иные услуги, занятия спортом во имя поддержания худобы (уже даже не стройности); коммуникация и власть, знания и определённый тип мышления, навязанный культурой капиталистического общества. И реклама способствует потреблению различных товаров и услуг для достижения и поддержания этого мифа о ценности красивого образа. Кстати, некоторые общественные нормы находят своё отражения в материальных элементах окружающей среды: в узких проходах между турникетами в метро (я недавно видела, как очень тучный мужчина еле прошёл там боком), в слишком высоких для некоторых людей барных стойках, в конструкции тренажёров (в мой спортивный зал ходит низкорослый человек, который на беговой дорожке еле дотягивается до кнопок управления) и автомобилей.

Сфера искусства вовлечена в изображение, конструирование и воспроизводство красоты и гармонии. Кинематограф способствует не только распространению, но и конструированию мифа о красоте. Главные герои диснеевских и многих других мультфильмов - молодые, стройные, привлекательные девушки, наделённые некоторым особенным качеством (добродушием, великолепным голосом, популярностью среди противоположного пола, взаимной любовью к животным, хозяйственностью, волшебной силой) - без которых они были бы посредственными и незаметными в массе себе подобных. По Жижеку, «лживый голливудский марксизм» активно навязывает в качестве «идеального типа» героя, ведущего богемный образ жизни, зарабатывающего кучу денег и при этом лицемерно проповедующего левые идеи, презирающего пассивность масс, любящего вставить в подходящий момент яркую фразу (которая обязательно станет афоризмом) и преуспевающего в любовных похождениях. И реальным «пассивным массам» ничего не остаётся, кроме как «заглотить наживку» и слепо поддаться принудительной силе идеологии и общественным нормам (вроде «одеваясь как попало, ты показываешь не только неуважение к себе, но и к другим людям, которые встретят тебя на своём пути»). Живопись менее способствует созданию дискурса красоты: напротив, это довольно обособленный и самоценный жанр искусства, который сам скорее подвержен давлению со стороны общественности. Примером может послужить общественный скандал вокруг появления картины Эдуарда Мане «Олимпия» (1863 года) в силу: манеры письма, пренебрегшей традиции этого изобразительного жанра; символического имени героини, ассоциировавшегося тогда с публичными женщинами, что подкрепляется цветком в волосах в качестве афродизиака и изображением чернокожей служанки, держащей цветы как дар от «поклонника». Кроме того, на примере отношения к живописи можно проиллюстрировать факт трансформации представлений о красоте: изображения «аппетитных форм» женщин, которые ранее казались идеалом красоты, сегодня не воспринимаются в категориях эстетики и эротики, максимум - миловидности. Интересно, что если на Западе представления о полноте как символе достатка, здоровья и плодородия (а потому красоты) изжили себя, то во многих восточных странах (Индия, Непал и арабские страны) до сих пор ценят женщин именно дородной внешности, крупного телосложения.

Эдуард Мане «Олимпия» (1863 год)

Не могу не заметить противоречия между двумя основными задачами искусства и литературы: с одной стороны, мифологическая сторона искусства направлена на достижение гармонии, баланса, равновесия с миром (в силу устранения информационной и мировоззренческой неопределённости), с другой - благодаря мифологическому образу, создаваемому в искусстве, человек удовлетворяет потребность «уйти» от реальности. Вероятно, предполагается, что человек, «сбегая» от себя или «сбегая» от повседневности - познаёт и свою внутреннюю сущность (и конструирует внешний образ), и свои коммуникативные взаимодействия с окружающим, прежде всего, социальным, миром. Среди наиболее распространённых мифов, способствующих самопрезентации и налаживанию социальной коммуникации, можно выделить следующие:
· Миф о волшебном предмете, способном изменить ход привычных событий, выступая, например, лифтом социальной мобильности. Так, благодаря чудесной находке волшебной лампы Аладдин, происходивший из низшего общественного слоя, становится принцем (правда, не без труда).
· Миф о благородном герое, побеждающего злого героя, присутствует в огромном количестве сказок по всему миру, в высоком искусстве, в кинематографе, рекламе. Причём обязательно, чтобы внешний облик героев соответствовал их образам протагониста и антагониста: главный герой сказки Шарля Перро «Красавица и Чудовище», превращённый в ужасного минотавра за нанесённую волшебнице обиду, смог снять с себя чары и превратиться в прекрасного принца снова лишь благодаря победе в его сердце добрых чувств над плохими. Пример с принцессой Фионой из мультфильма «Шрек» (мораль: «Не родись красивым, а найди себе такого же урода, как ты сам») является исключением жертвы красоте в пользу красоты душевной, благородных чувств.
· Миф о превращении благородных качеств (в данном дискурсе это красота) в ресурсы социального успеха: так, девушки, не обременённые интеллектом, преуспевают в модельном бизнесе. Последнее время на телеэкранах и в глянцевых журналах всё большее распространение находят фотографии «красоток», чьи совершенно пустые глаза симулируют наличие хоть каких-то мыслей в голове. По Бодрийяру, симулякром называется сокрытие чего-то отсутствующего; в нашем же случае симулякром является выражение мыслей на лице сегодняшних моделей, застывших с каменными лицами, зачастую в образе чем-то напуганных растрёпанных нерях (о, мода, куда несешься ты!).
· Миф о «новом начале»: рекламные кампании фитнес-клубов и магазинов одежды предлагают начать «новую жизнь» не с понедельника, а с себя (то есть не ждать чуда, а сделать первый шаг для достижения цели - красоты, например, купив новое платье или абонемент в бассейн, чтобы в это платье «влезть»). Конструированию образа нового себя способствуют стилисты и имиджмейкеры (дающие заодно советы по приобретению других «необходимых» товаров и услуг для подкрепления нового имиджа), мастера тату и парикмахеры, а также фотографы, способные за пару часов штамповки однообразных снимков запечатлеть человека особенно красивым (то есть заранее подготовленным к фотосессии). Моментальное запечатлевание себя нашло широкое распространение в массовом феномене селфи-дурочек в социальной сети Instagram. Ах, как субъективно, ах, как ненаучно. И даже здесь придать особый шарм повседневному виду можно благодаря встроенным в телефоны (или покупаемым за символическую цену) фильтрам, приложениям и стикерам. Так, феномен селфи способствует восприятию жизни как смене впечатлений, воплощённых в моментальных снимках.
· Миф о добром и всемогущем «властителе», которым может выступать «эксперт» или «право имеющий». В качестве таких «экспертов» можно назвать врачей, практикующих в различных отраслях медицины, так или иначе связанных с созданием красоты и поддержанием её (здесь я подразумеваю, в частности, практикующих медицину не в традиционном её понимании: пластических хирургов, косметологов, стоматологов).
· Миф о фортуне: гадкого утёнка по имени Лесли Хорнби случайное стечение обстоятельств свело с парикмахером Найджелом Дэвисом, который разглядел в ней потенциал. В результате тощая девушка небольшого роста во времена, когда в моде были пышные формы, стала всемирно известной моделью Твигги, чьё имя стало брендом, а миллионы девушек начали худеть до измождения (Ранее я писала, что совпадения являются лишь частью жизненной «программы», то есть встреча была скорее предписана жизненными колеями молодых людей. Подробней об индивидуальной жизненной колее можно прочитать в статье "Жилищный вопрос, или Кот в социальном пространстве": ).

· Миф о скрытых способностях говорит сам за себя. Будет безыскусно, если я приведу пример из тех же диснеевских мультфильмов, ибо он будет чересчур наивным. Вот пример неочевидный: несколько лет назад вышел малобюджетный фильм «СчастливоСпасибоЕщёПожалуйста». Герой Джоша Рэднора (в главной роли) встречает девушку. Она джазовая певица. Герой до последнего тянул, боялся услышать её исполнение. Боялся, что, если она посредственна, если у неё никудышный голос, если он в ней разочаруется - всё (то есть первое романтическое впечатление о девушке) полетит к чертям. Потому что о таких вещах врать не стоит. Не помню, как этот сюжет развивался (в фильме несколько историй, в которых, скорее, завязка важна), но кончилось всё тем, что главный герой, переступив через собственные предубеждения, страхи и стереотипы (может, скрывающиеся за этими словами эгоизм, гордость и высокомерие, кто знает), пошёл в бар или кафе, где выступала девушка. Он увидел, как она подошла к микрофону, изящная, красиво одетая, ухоженная (она его не сразу заметила - в зале темно, а на сцене прожектор светит обычно прямо в глаза артистам). Блики в камере режиссёра от попадающего света; начинает играть музыка (или сначала безмолвие - не так уж важно; всё равно всё внимание героя, слушателей, зрителей фильма приковано к девушке), героиня открывает рот - и герой замирает от восхищения. Он понимает, что окончательно и бесповоротно влюблён в эту девушку. Она замечает его, прощает мысленно все обиды, продолжает петь. Титры.
· Миф «всё будет хорошо»: в эпоху русско-французских войн против Наполеона погибли сотни тысяч человек, но роман «Война и Мир» кончается на счастливой ноте начала новой жизни и крепкой семьи. Интересно, что одним из рабочих названий романа было «Всё хорошо, что хорошо кончается».
· Миф о встрече порядочной Женщиной достойного Мужчины - он часто связан с другими мифами. Так устроено, что «крайней» из десяти девчонок, среди которых надо каким-то образом «распределить» девять ребят, традиционно оказывается наименее красивая. Зато умная и потому способная сделать карьеру, опираясь на свои таланты.

Любопытная сюжетная находка: в одном аниме два главных героя создавали мангу (это массовая форма японского литературного и изобразительного искусства с богатой историей, разнообразием жанров, тематик и целевых читательских аудиторий), и одна из написанных/нарисованных ими историй происходила в мире, где всё оценивается властью, знаниями и красотой. Я не помню, как выглядит этот мир, потому опишу его, опираясь на воображение. Обладая властью, человек может позволить себе молодое и здоровое тело, красивых женщин, престижное образование, право вмешательства в научные технологии и любые другие сферы жизни (достаточно вспомнить гангстера Джаббу Хатта из вселенной «Звёздных Войн» Джорджа Лукаса). Красивым людям за различные услуги платят информацией и, например, продажные женщины могут выменять семейные тайны и секреты об изменах влиятельных политиков и бизнесменов на ту же красоту - то есть получить доступ к фитнес-клубам, салонам красоты и модным магазинам, находящимся во власти этих политиков и бизнесменов (в качестве примера могу привести героя вселенной «Игры престолов» Петира Бейлиша, казначея в королевском Малом совете, имеющего несколько борделей и множество полезных знакомств). Умному человеку не составляет труда, соблазнив красивую женщину, выведать тайны сильных мира сего - то есть тоже одновременно разнообразить коллекцию своих знаний, эстетизировать собственную жизнь и, пусть грязным способом, но подняться по карьерной лестнице, а то и «заработать» место в государственном или административном аппарате (так, Джеймс Бонд, используя гибкий ум, с лёгкостью может, очаровав женщину влиятельного человека, выведать слабое место в любой засекреченной информации и неприступной крепости). На мой взгляд, хоть это и игра воображения, но такая модель реально существовала и существует до сих пор в нашем обществе - иными словами, красота выступает одним из важнейших ресурсов и жизненных благ (или средств и целей) человеческой цивилизации.

И ещё слово об искусстве. Устойчивое выражение «красота спасёт мир» - это искажённая ироничная фраза Ипполита Терентьева, героя романа Достоевского «Идиот»: «Красотою мир спасётся». Любопытно, что Ипполит повторил эту фразу за князем Мышкиным, переврав изначальный смысл, вложенный князем в слово «красота» - совокупность положительных нравственных качеств человека. Достоевский не ошибся - ошибаются интерпретаторы: мир и правда нуждается в красоте, то только в красоте внутреннего мира человека. Причём каждого человека.

Иными словами, красота и есть миф, и субъективное понимание красоты является лишь индивидуализированным представлением, навязанным обществом. В отличие от такой красоты, на мой взгляд (который тоже сформирован под воздействием различных занимаемых мной социокультурных полей), красота внутренняя мифом не является. Всё это сказано к тому, что вы не станете красивыми внешне (физически и социально), пока деньги, время и силы не станут ресурсом для потребления фитнес-клубов и спа-центров, диетических продуктов и соответствующих медицинских препаратов, утягивающих колготок и белья с push -up объёмом, спортивной одежды и декоративной косметики, услуг пластической хирургии и косметологии. Если говорить у же, вы не станете красивыми, пока окружающие вас люди не будут воспринимать вас красивыми, то есть пока вы не будете представлять себя другим как красивых. Что важнее - вы не станете красивыми, пока сами себя не почувствуете красивыми.

И да, в отличие от этого, взрослыми вы никогда не станете.

Красота спасет мир

Из романа «Идиот» (1868) Ф. М. Достоевского (1821 - 1881).

Как правило, понимается буквально: вопреки авторскому толкованию понятия «красота».

В романе (ч. 3, гл. V) эти слова произносит 18-летний юноша Ипполит Терентьев, ссылаясь на переданные ему Николаем Иволгиным слова князя Мышкина и иронизируя над последним: «Правда, князь, что вы раз говорили, что мир спасет «красота»? Господа, - закричал он, громко всем, - князь утверждает, что мир спасет красота! А я утверждаю, что у него оттого такие игривые мысли, что он теперь влюблен.

Господа, князь влюблен; давеча, только что он вошел, я в этом убедился. Не краснейте, князь, мне вас жалко станет. Какая красота спасет мир. Мне это Коля пересказал... Вы ревностный христианин? Коля говорит, что вы сами себя называете христианином.

Князь рассматривал его внимательно и не ответил ему». Ф. М. Достоевский был далек от собственно эстетических суждений - он писал о духовной красоте, о красоте души. Это отвечает Главному замыслу романа - создать образ «положительно прекрасного человека». Поэтому в своих черновиках автор называет Мышкина «князь Христос», тем самым себе напоминая, что князь Мышкин должен быть максимально схож с Христом - добротой, человеколюбием, кротостью, полным отсутствием эгоизма, способностью сострадать людским бедам и несчастьям. Поэтому «красота», о которой говорит князь (и сам Ф. М. Достоевский), - это есть сумма нравственных качеств «положительно прекрасного человека».

Такое, сугубо личностное, толкование красоты характерно для писателя. Он считал, что «люди могут быть прекрасны и счастливы» не только в загробной жизни. Они могут быть такими и «не потеряв способности жить на земле». Для этого они должны согласиться с мыслью о том, что Зло «не может быть нормальным состоянием людей», что каждый в силах от него избавиться. И тогда, когда люди будут руководствоваться лучшим, что есть в их душе, памяти и намерениях (Добром), то они будут по-настоящему прекрасны. И мир будет спасен, и спасет его именно такая «красота» (то есть лучшее, что есть в людях).

Разумеется, в одночасье это не произойдет - нужен духовный труд, испытания и даже страдания, после которых человек отрекается от Зла и обращается к Добру, начинает ценить его. Об этом писатель говорит во многих своих произведениях, в том числе и в романе «Идиот». Например (ч. 1, гл. VII):

«Генеральша несколько времени, молча и с некоторым оттенком пренебрежения, рассматривала портрет Настасьи Филипповны, который она держала перед собой в протянутой руке, чрезвычайно и эффектно отдалив от глаз.

Да, хороша, - проговорила она, наконец, - очень даже. Я два раза ее видела, только издали. Так вы такую-то красоту цените? - обратилась она вдруг к князю.

Да... такую... - отвечал князь с некоторым усилием.

То есть именно такую?

Именно такую

В этом лице... страдания много... - проговорил князь, как бы невольно, как бы сам с собою говоря, а не на вопрос отвечая.

Вы, впрочем, может быть, бредите, - решила генеральша и надменным жестом откинула о себя портрет на стол».

Писатель в своем толковании красоты выступает единомышленником немецкого философа Иммануила Канта (1724-1804), говорившего о «нравственном законе внутри нас», о том, что «прекрасное - это символ морального добра». Эту же мысль Ф. М. Достоевский развивает и в других своих произведениях. Так, если в романе «Идиот» он пишет, что мир красота спасет, то в романе «Бесы» (1872) логически заключает, что «некрасивость (злоба, равнодушие, эгоизм. - Сост.) убьет...»

Часто цитируют Достоевского...




Рогожин пошёл на каторгу,
Н.Ф. -- убита.

Мир -- это и есть "красота".
На русский слово "космос" переводится как "красота".
И косметика там же.
Красота нуждается в Спасителе.

Только не говорите мне о "внутренней красоте".
"Только увидев себя погибающим,
примешь Христа как Спасителя"
(св. Игнатий Брянчанинов)).

Рецензии

Здравствуйте, Борис Иванович!

Скажу предельно откровенно, прямо и открыто: я уважаю Ваше творчество и солидарен с Вашей позицией по многим вопросам, касательно ценностей жизни. Но...

Но касательно же конкретно данного очерка, то здесь я могу лишь согласиться с последними двумя абзацами Ваших размышлений и то с разъяснениями и с дополнениями.

Относительно же Вашей позиции и вИдения, касательно творчества Ф.М.Достоевского, то здесь, скажу прямо, в Ваших словах нет Правды.
И к Вашему оправданию может быть лишь снисходительность в Вашем незнании и недопонимании Смысла творчества Ф.М.Достоевского.

Общий пафос вИдения в Вашем очерке во многом схож с пафосом видения доктора церковной истории священника Георгия Ореханова, исходя из статьи-интервью "Розовое христианство. Одинокий мыслитель против Толстого и Достоевского".
Хотя, справедливости ради заметить, сам священник Г.Ореханов говорит о Достоевском в более объективном вИдении, как например:

"- Был ли Леонтьев прав в своем утверждении, что у Достоевского нарушены пропорции между любовью и страхом Божиим? Что первому он уделяет слишком много внимания в ущерб второму?
- Я бы не стал так говорить. Мне кажется, что он не очень внимательно Достоевского прочитал. Даже в "Дневнике писателя" есть очень много мест, которые свидетельствуют о том, что Достоевский адекватно оценивал силу греха в человеческой природе... Если бы он представлял себе картину более объёмно, он бы увидел, что позиция Достоевского в этом смысле достаточно сбалансирована... Например, уже нескоько позже, когда критика внимательно и медленно перечитала "Легенду о великом инквизиторе", стало понятно, что богословские интуиции Достоевского были очень глубоки.
Конечно, он не был богословом в профессиональном смысле слова. Но на каком-то глубоком, интуитивном уровне Достоевский был человеком богословски гениальным. И я бы не стал у Достоевского противопоставлять любовь и страх, как это делает Леонтьев. Но что действительно кажется странным в идеях Достоевского - это его утопические ожидания..." ("Розовое христианство", журнал "Фома", ноябрь 2012).

Это у Достоевского "утопические ожидания"?..
Если у Достоевского "утопические ожидания", то тогда кАк называется вот это, чтО написано в очерке Бориса Пинаева, маловерием или нигилизмом?..

"Часто цитируют Достоевского...
Но это ж не Фёдор Михайлович сказал.
Это изрек князь Мышкин, "идиот".
А Достоевский показал, сколь дорога плата за красивую фразу.
Мышкин сошёл с ума окончательно,
Рогожин пошёл на каторгу,
Н.Ф. -- убита..." (Борис Пинаев).

Мне просто интересно такое сопоставление, чем отличается такая позиция человека верующего и воцерковленного, как позиция Бориса Пинаева, касательно смысла творчества Достоевского, от позиции какого-нибудь незаурядного либерала-атеиста, который в самолюбивом сомнении и самомнении потешается над смыслом изречения Ф.М.Достоевского-В.С.Соловьева "Красота спасет мир!".

Например, вот так, как было прежде и как сейчас:

Думаю, что как раз для сравнения уместен вот такой эпизод из жизни Ф.М. Достоевского, описанный Юрием Селезневым в книге «Жизнь замечательных людей. Достоевский» (1990):

«И если б дело было в самом романе. А то ведь чуть не в глаза признаются: нападки на «Бесов», в которых находят клевету на все русское прогрессивное общество и из которых фельетонисты и пародисты сделали для себя чуть не козла отпущения – в большей мере все-таки повод. А главная причина травли автора «Бесов» не в самих «Бесах», а в том, что он «продал» свое имя и свой талант реакционному «Гражданину». Между тем после прихода в него Достоевского журнал быстро попал в реестр неблагонадежных – пошли по инстанциям бумаги о «предосудительном направлении», посыпались цензурные предупреждения о закрытии «Гражданина», да и многие публикации в нем, теперешнем, действительно трудно было без предвзятости отнести к официозу.
Вокруг имени Достоевского взвихрились чуть ли уже не постоянные эпитеты: «отступник», «изменник», «маньяк». Рассказывали, что многие специально ходят в Академию художеств, где выставлен его портрет, написанный Перовым, чтобы убедить себя и других в том, что на нем изображен сумасшедший. Правда, некоторые и возражали: мол, скорее уж мыслителем и пророком глядится на портрете писатель. Ну да сумасшедший, пророк ли – для большинства не все ли равно?» (Ю.И. Селезнев, с. 419, 1990).

Вспомним этот же эпизод (в Академии художеств) из фильма Владимира Хотиненко "Достоевский. Жизнь полная страстей".

"...И пошла гулять о нем молва – разве и самому Достоевскому не случилось слышать о себе того же рода мнений – чудак, юродивый, дурачок, пентюх, идиот… Ну как же не идиот? «Красота спасет мир!»…» (Ю.И. Селезнев, с. 386, 1990).

Повторю вопрос: так чем отличается позиция верующего человека от атеиста-нигилиста, если и тот и другой насмехаются над вИдением-созерцанием Образа как "Красота спасет мир"?.. Только ли тем, что первый - маловерный, а второму вообще не дано понять в чем суть Веры в своих насмешках над верующими?..

Интересно заметить, что в современном российском обществе 2014 года, как и прежде в 19 веке, некоторые священники и люди воцерковленные, как и либералы-космополиты-плюралисты, утверждают одно: у Достоевского "утопические ожидания".

Повторю вопрос: это у Достоевского "утопические ожидания"?.. Как и разве не сам Достоевский выразил Образ мысли, который после перефразировал Владимир Соловьев, как "Красота спасет мир!"?..
Быть может рассмотрим и проверим как Есть на самом деле?..

Перефразируя мысли В.С.Соловьева, необходимо сказать, что:
"...Достоевский имеет перед ними всеми то главное преимущество, что видит не только вокруг себя, но и далеко впереди себя...".

«Я за идею мою стою…
«Красотою мир спасется»…
…Нет, не мечом, но духом возродится мир,
и Россия найдет в себе силы сказать миру это
великое слово – Возрождение…»
(Ф.М. Достоевский)

«Всё в будущем столетии… Россия – новое Слово…» – записывает Достоевский в свою тетрадь. ...но слово – ему хотелось верить в это, – слово его переживет те времена и пространства всемирных потрясений, которые не то что предвиделись, но явно ощущались им. И пусть только там и тогда услышится его слово, все-таки коли услышится, то и отзовется…» (Ю.И. Селезнев, с. 435-475, 1990).

"…К чему играть в слова, скажут мне: что такое это «православие»? и в чем тут особенная такая идея, особенное право на единение народностей? И не тот же ли это чисто политический союз, как и все прочие подобные ему, хотя бы и на самых широких основаниях, вроде как Соединенные Американские Штаты или, пожалуй, даже ещё шире? Вот вопрос, который может быть задан; отвечу и на него. Нет, это будет не то, и это не игра в слова, а тут действительно будет нечто особое и неслыханное; это будет не одно лишь политическое единение и уж совсем не для политического захвата и насилия, – как и представить не может иначе Европа; и не во имя лишь торгашества, личных выгод и вечных и все тех же обоготворенных пороков, под видом официального христианства, которому на деле никто, кроме черни, не верит. Нет, это будет настоящее воздвижение Христовой истины, сохраняющейся на Востоке, настоящее новое воздвижение креста Христова и окончательное слово православия, во главе которого давно уже стоит Россия. Это будет именно соблазн для всех сильных мира сего и торжествовавших в мире доселе, всегда смотревших на все подобные «ожидания» с презрением и насмешкою и даже не понимающих, что можно серьезно верить в братство людей, во всепримирение народов, в союз, основанный на началах всеслужения человечеству, и, наконец, на самое обновление людей на истинных началах Христовых. И если верить в это «новое слово», которое может сказать во главе объединенного православия миру Россия, – есть «утопия», достойная лишь насмешки, то пусть и меня причислят к этим утопистам, а смешное я оставляю при себе…
…это случится само собой, именно потому, что время пришло, а если не пришло еще и теперь, то действительно время близко, все к тому признаки. Это выход естественный, это, так сказать, слово самой природы. Если не случилось этого раньше, то именно потому, что не созрело еще время…» (Ф.М. Достоевский, с. 108-181, 2006).

«Заповедь Достоевского».
«…Достоевский в тетрадь с подготовительными записями к «Идиоту» внес заметку:
«Мир красотой спасется.
Два образчика красоты».
Эта мысль повторена в словах Мышкина о том, что «мир спасет красота!..» (Б.В. Соколов, с. 132, 2007).

Вот это! «Мир красотой спасется!»… и есть «главная Идея» Достоевского. Идея, запечатленная в трех образах: как в образе Христа, как в образе Поэта (А.С. Пушкина) и в образе воплощенного Смысла творчества. Воплощенное Слово как красота!..

Но вот поразительно, как и прежде в конце 19-го века, так и в начале 21-го, в современных наших журналах пишут о «розовом христианстве» Достоевского, выставляя писателя таким неким наивным мечтателем, верящим в некую «спасительность красоты». И вот вопрос: действительно ли Достоевский был таким наивным простаком мечтателем, как образ его до сих пор пытаются нам некоторые журналисты-публицисты навязать и выставить на посмеяние? Это Достоевский-то «наивный мечтатель»?..