Имя Александра Солженицына, долгое время бывшее под запретом, сегодня по праву занимает достойное место в исто-рии русской литературы. После издания «Архипелага ГУЛАГа» (а это произошло лишь в 1989 году) ни в русской, ни в миро-вой литературе уже не осталось произве-дений, которые представляли бы большую опасность для отходящего советского ре-жима.

Эта книга раскрывала всю сущность то-талитарного режима. Пелена лжи и само-обмана все еще застилавшая глаза мно-гим нашим согражданам, спала. После всего, что было собрано в этой книге, что было раскрыто с поразительной силой эмоционального воздействия, с одной сто-роны, документального свидетельства, с другой - искусства слова, после того, как в памяти запечатлелся чудовищный, фан-тастический мартиролог жертв «строи-тельства коммунизма» в России за годы советской власти - уже ничего не удиви-тельно и не страшно!

Краткое жизнеописание Александра Исаевича таково: дата рождения - декабрь 1918 года, место рождения - город Кис-ловодск; отец происходил из крестьян, мать - дочь пастуха, ставшего впослед-ствии зажиточным хуторянином. После средней школы Солженицын заканчивает в Ростове-на-Дону физико-математичес-кий факультет университета, одновремен-но поступает заочником в Московский ин-ститут философии и литературы. Не закон-чив в последнем двух курсов, уходит на войну, с 1942 по 1945 год командует на фронте батареей, награжден орденами и медалями. В феврале 1945 года в звании капитана арестован - в его" переписке бы-ли обнаружены антисталинские высказы-вания - и осужден на восемь лет, из кото-рых почти год провел на следствии и пере-сылке, три - в тюремном НИИ и четыре самых трудных - на общих работах в поли-тическом Особлаге. Затем был поселок в Казахстане «навечно», однако в феврале 1957 года началась реабилитация. Работал школьным учителем в Рязани. После опуб-ликования в 1962 году рассказа «Один день Ивана Денисовича» был принят в Со-юз писателей. Но впоследствии вынужден был публиковаться в «Самиздате» или пе-чататься в зарубежье. В 1969 году из Сою-за писателей исключен, в 1970 году удос-тоен Нобелевской премии по литературе. В 1974 году в связи с выходом первого тома «Архипелага ГУЛАГа» насильственно выдво-рен из Советского Союза. До 1976 года жил в Цюрихе, затем перебрался в американ-ский штат Вермонт, природою напоминающий среднюю полосу России. В 1996 году Александр Исаевич возвращается в Рос-сию. Таков нелегкий жизненный путь пи-сателя.

Хотя сам писатель и утверждал, что на-иболее влекущая его в литературе фор-ма — «полифоническая с точными приме-тами времени и места действия», из пяти его крупных вещей, как это ни удивитель-но, романом в полном смысле этого слова можно назвать лишь «В круге первом», ибо «Архипелаг ГУЛАГ», согласно под-заголовку, — «опыт художественного исследования», эпопея «Красное коле-со» — «повествование в отмеренных сро-ках», «Раковый корпус» (по авторской во-ле) — повесть, а «Один день Ивана Дени-совича» — рассказ.

Роман «В круге первом» писался 13 лет и имеет семь редакций. Сюжет отталкивает-ся от того, что дипломат Володин звонит в американское посольство, чтобы ска-зать о том, что через три дня в Нью-Йорке будет украден секрет атомной бомбы. Подслушанный и записанный на пленку разговор доставляют на «шарашку» — на-учно-исследовательской учреждение сис-темы МГБ, в котором заключенные созда-ют методику распознания голосов. Смысл романа разъяснен зэком: «Шарашка — высший, лучший, первый круг ада». Воло-дин дает другое разъяснение, вычерчивая на земле круг: «Вот видишь круг? Это — отечество. Это — первый круг. А вот вто-рой, он шире. Это — человечество. И пер-вый круг не входит во второй. Тут заборы предрассудков. И выходит, что никакого человечества нет. А только отечества, оте-чества и разные у всех...»

Замысел рассказа «Один день Ивана Де-нисовича» появился на общих работах в Экибастузском особом лагере. «Я таскал носилки с напарником и подумал, как нуж-но бы описать весь лагерный мир одним днем». В повести «Раковый корпус» Солже-ницын выдвинул свою версию «возбужде-ния рака»: сталинизма, красного террора, репрессий.

Чем притягивает творчество Солженицы-на? Правдивостью, болью за происходя-щее, прозорливостью. Писатель, историк, он все время предупреждает нас: не поте-ряйтесь в истории. «Скажут нам: что ж мо-жет литература против безжалостного на-тиска открытого насилия? А не забудем, что насилие не живет одно и не способно жить одно: оно непременно сплетено с ло-жью, — писал А. И. Солженицын. — А нуж-но сделать простой шаг: не участвовать в лжи. Пусть это приходит в мир и даже ца-рит в мире, — но не через меня. Писателям же и художникам доступно большее: побе-дить ложь!» Солженицын и был таким писа-телем, который победил ложь.

А.И.Солженицын родился 11 декабря 1918 г. в г. Кисловодске. Рано потерял отца. Будучи студентом дневного отделения физико-математического факультета Ростовского университета, поступил на заочное отделение Московского института философии и литературы. Осенью 1941 г. был призван в армию, окончил годичное офицерское училище и был направлен на фронт. Награжден боевыми орденами. В 1945 г. арестован и осужден за антисоветскую деятельность на 8 лет исправительно-трудовых лагерей. Затем сослан в Казахстан.

«Хрущевская оттепель» открыла Солженицыну путь в большую литературу. В 1962 г. журнал «Новый мир» напечатал его повесть «Один день Ивана Денисовича», в 1963 г. — еще три рассказа, включая «Матренин двор». В 1964 г. Солженицын был представлен на получение Ленинской премии, но не получил ее. Книги «В круге первом» (опубликована в 1968, в полной редакции — в 1978 г.), «Раковый корпус» (1963-66), «Архипелаг ГУЛАГ» (1973-1980) выходили уже в самиздате и за границей. В 1969 г. Солженицына исключили из Союза писателей. Сообщение о присуждении ему Нобелевской премии 1970 года вызвало новую волну репрессий, в 1974 г. писатель был выслан из СССР на долгие 20 лет. В эмиграции Солженицын работал над многотомной исторической эпопеей «Красное колесо», писал автобиографическую прозу («Бодался теленок с дубом», 1975), публицистические статьи. Писатель счел возможным вернуться на Родину в. 1994 г.

Фигура Солженицына заметно выделяется на фоне литературной истории XX века. Этот писатель занял в духовной культуре современной России особое место. Сама его судьба и характер творчества заставляют вспомнить о великом подвижничестве русских писателей прошлых эпох, когда литература в сознании гражданского общества была окружена едва ли не религиозным почитанием. В 1960-е-1980-е гг. именно Солженицын воспринимался в России как воплощение совести нации, как высший нравственный авторитет для современников. Подобная авторитетность в сознании русского человека издавна связывалась с независимостью по отношению к власти и с особым «праведническим» поведением — смелым обличением общественных пороков, готовностью гарантировать правдивость своей «проповеди» собственной биографией, серьезнейшими жертвами, приносимыми во имя торжества истины.

Одним словом, Солженицын относится к тому редкому в XX веке типу писателей, который сложился в русской культуре прежнего века — к типу писателя-проповедника, писателя-пророка. Впрочем, общественный темперамент Солженицына не должен заслонять от нас собственно художественных достоинств его прозы (как это часто происходит в школе, например, с фигурой Н.А.Некрасова). Ни в коем случае нельзя сводить значение творчества Солженицына к открытию и разработке им так называемой «лагерной темы».

Между тем в сознании рядового читателя имя Солженицына связывается обычно именно с этим тематическим комплексом, а достоинства его прозы нередко характеризуются словами «правдивость», «разоблачение тоталитарного насилия», «историческая достоверность». Все названные качества действительно присутствуют в творчестве писателя. Более того, своей повестью «Один день Ивана Денисовича», опубликованным в 1962 г., Солженицын оказал беспрецедентное по силе воздействие на умы и души современников, открыл для большинства из них целый новый мир, а главное — установил в тогда еще «советской» литературе новые критерии подлинности.

Однако художественный мир Солженицына — это не только мир лагерного страдания. Тайно читая его книги (едва ли не самой читаемой из них был «Архипелаг ГУЛАГ»), российские читатели 1960-х-1980-х гг. ужасались и радовались, прозревали и негодовали, соглашались с писателем и отшатывались от него, верили и не верили. Солженицын — вовсе не бытописатель лагерной жизни, но и не публицист-обличитель: обличая, он никогда не забывал о точности и художественной выразительности изображения; воспроизводя жизнь с высокой степенью конкретности, не забывал о важности преподносимого литературой «урока». В писательской индивидуальности Солженицына сплавились дотошность ученого исследователя, высочайшая «педагогическая» техника талантливого учителя — и художественная одаренность, органическое чувство словесной формы. Как не вспомнить в этой связи о том, что будущий писатель одновременно овладевал в студенческие годы профессией учителя математики и навыками литератора.

Интересна сама внутренняя тематическая структура прозы писателя (отчасти совпадающая с той последовательностью, в какой приходили к читателю произведения Солженицына): сначала повесть «Один день Ивана Денисовича» (квинтэссенция «лагерной» темы); затем роман «В круге первом» (жизнь ученых-лагерников в закрытом исследовательском институте — с более «щадящим» режимом и с возможностью общения с умными, интересными коллегами по «интеллигентной» работе); повесть «Раковый корпус » (о борьбе с болезнью бывшего зэка, а теперь ссыльного); рассказ «Матренин двор» (о «вольной» жизни бывшего ссыльного, пусть эта «вольная» деревенская жизнь лишь немногим отличается от условий ссылки).

Как писал один из критиков, Солженицын будто создает своей прозой лестницу между лагерным адом и вольной жизнью, выводит своего героя (а вместе с ним — читателя) из тесной камеры в широкое нестесненное пространство — пространство России и, что особенно важно, пространство истории. Перед читателем открывается большое историческое измерение: одна из главных книг Солженицына «Архипелаг ГУЛАГ» посвящена не столько истории лагерей, сколько всей российской истории XX века. Наконец, самое крупное произведение писателя — эпопея «Красное колесо» — прямо подчинено теме судьбы России, исследует те родовые свойства русского национального характера, которые способствовали сползанию страны в пропасть тоталитаризма.

Солженицын как бы восстанавливает связь времен, ищет истоки общенационального «заболевания» — потому что верит в возможность очищения и возрождения (сам писатель предпочитает негромкое слово «обустройство»). Именно вера — краеугольный камень мировоззрения Солженицына. Он верит в силу правды и праведничества, в силу духа русского человека, верит в общественную значимость искусства. Истоки мировоззренческой позиции писателя — в религиозно-философских учениях той группы русских мыслителей, которые в начале XX века стали участниками философско-публицистических сборников «Вехи» и «Из глубины», в трудах С.Булгакова, С.Франка, Н.Бердяева, Г.Федотова. Писатель убежден в необходимости солидарных, «артельных» усилий в деле восстановления нормальной жизни. Красноречив в этом отношении заголовок одной из его публицистических работ — «Как нам обустроить Россию».

Таковы общие очертания мировоззренческой позиции Солженицына. Однако сколь бы ни были валены для понимания произведений писателя его убеждения, главное в его наследии — живая убедительность художественного текста, художническая оснастка, стилевая индивидуальность.

Сама жизнь Солженицына - как бы дополнительной том его собрания сочинений. Большинство произведений автора обильно насыщено автобиографическим материалом. Солженицын происходит из крестьянского рода, представители которого достигли неплохих успехов (дед до революции заведовал экономией.) Отец погиб за 6 месяцев до рождения писателя на охоте. Солженицын появился на свет в Кисловодске в 1918, когда положение семьи радикальным образом изменилось. Совершилась революция, всё имущество было потеряно. Мать ради ребёнка пошла на жертвы и посвятила себя его воспитанию. После окончания школы Солженицын заканчивает физико-математический факультет в Ростове-на-Дону и параллельно, чувствуя в себе литературный дар, поступает в ИФЛИ.

В годы войны - на фронте. В 1945 попадает под надзор контрразведки, которая перлюстрировала его письма. В одном из писем к другу Ленин назван Вовкой. За это получил 7 лет ИТЛ. Этот арест всю жизнь будущего писателя перевернул. Он увидел жизнь с той стороны, с какой её совершенно не знал. Особо значимо для Солженицына стало пребывание в спецтюрьме Марфино под Москвой, куда он попал в 1947. Здесь Солженицын познакомился с математиком и философом Паниным и стал глубоко верующим человеком. Под влиянием филолога Льва Копелева Солженицын прошёл, находясь в тюрьме, сокращённый курс филфака. У Солженицына оказалась идеальная память. Он чуть ли не сходу всё запоминал и почти всё услышанное впоследствии использовал в своём творчестве.

Под влиянием Панина Солженицын отказался принять участие в разработке подслушивающего устройства, так как он понимал, что устройство нужно для тоталитарного режима, чтобы подслушивать инакомыслящих. С Паниным они попали на общие работы (с 1950) в Экибастуз. Здесь Солженицын узнаёт и тяжёлый физический труд литейщика и каменщика. Всё это время Солженицын изучал лагерные порядки и сочинял. Но в лагере регулярно проводился обыск, поэтому всё сочинённое надо было держать в памяти. Солженицын сочиняет пьесы в стихах, трилогию под общим названием «1945» («Пир победителей», «Пленники», «Республика труда»). Особенными художественными достоинствами эти пьесы не блещут. Художественная сила Солженицына, как оказалось позднее, была в прозе.

В 1952 Солженицын принимает участие в Экибастузском восстании заключённых, вызванном невыносимыми условиями труда. Солженицын повезло: незадолго до восстания он попал в лагерную больницу с раковым заболеванием. Отбыв срок, был сослан в один из глухих углов Казахстана на вечное поселение. Он не имел права покинуть посёлок Кок-Терек. Тем не менее, здесь Солженицын начинает переносить на бумагу и редактировать сочинённое в лагере, а поскольку знал, что обыски возможны, прятал рукописи в металлические сосуды. Неожиданное осложнение рака дало о себе знать, и полумёртвым Солженицын добирается до Ташкента, где ему делают успешную операцию. Это окончательно убеждает Солженицына в том, что бог сохранил ему жизнь, чтобы тот рассказал о советских лагерях.

После XX съезда, реабилитированный, работает учителем физики в посёлке Торфопродукт (Владимирская область). 1957 - восстанавливает свои отношения с женой и перебирается в Рязань. Работает учителем математики и всё свободное время пишет. Втайне от всех он работает над романом «В круге первом». Это так называемый «Круг-96», первая редакция (по количеству глав). Наибольшую известность получила редакция «Круг-87», завершённая в 1968 году. Роман «В круге первом» - самое значительное художественное произведение Солженицына. Оно имеет автобиографический характер и впитывает опыт писателя в Марфинской спецтюрьме. Прототип Нержина - сам Солженицын, прототип Рубина - Лев Копелев, прототип Солодина - Панин. Воссоздавая линию взаимоотношений Нержина с женой, Солженицын использовал дневниковые записи жены. (Если жена не отрекалась от арестованного мужа, все дальнейшие пути в жизни ей были закрыты.) Как справедливо отмечают исследователи, мир Солженицына по преимуществу мужской. Женские образы редки и менее удачны. Мужской же мир Солженицына - всегда мир испытаний: войной, тюрьмой, лагерем, смертельной болезнью.

Персонажи романа поставлены в ситуацию экстремальную. Они подведены к самому порогу, за которым жизнь превращается в ад. Это напряжение отражает романный хронотоп, чрезвычайно спрессованный. В романе «В круге первом» всё действие укладывается в трое суток. Человек у Солженицына заключён в микрокосме камеры, лагеря или больничной палаты. Его кругозор ограничен, зато его зрение чрезвычайно обостряется. Солженицын уделяет большое внимание описанию интерьера, а также большое место у него занимают психологические портреты. Все жесты, мимику, особенности речи друг друга заключённые изучили досконально. На фоне регламентированного, неизменного образа жизни ярче проступает человеческая индивидуальность. Человек либо примирён со своим положением, либо противостоит режиму и обществу.

Марфинская спецтюрьма, по определению Солженицына, - первый круг ада, то есть далеко не не самое страшное. Это место, где собрана научная интеллигенция. Ценой рабского послушания здесь можно даже сносно устроиться и привыкнуть к жизни без свободы. Такой путь выбирают некоторые персонажи, но этот путь раздавливает человека нравственно, лишает самого главного. Может произойти и обратное - обучение свободе в тюрьме. Не случайно о своём герое Солженицын пишет: «Тюрьма ему была так же необходима, как дождь иссохшей земле», чтобы благодаря личным переживаниям убедиться в бесчеловечности существующей системы; тюрьма отрезает от мира, зато человек имеет возможность уйти в глубь себя - этот путь, путь к богу, и проходит Нержин, как прошёл его сам Солженицын. Нержин говорит, что ощущает себя одним из рыцарей Грааля. (Преданность высоким христианским и гуманистическим идеалам. Герой теперь их разделяет и выступает противником террора.)

Роман имеет социально-философский характер. Его отличает повышенная степень интеллектуальной насыщенности: в «шарашке» пусть не лучшие умы России, но образованные и мыслящие люди. Характерно обилие философских диспутов и монологов. Освобождающую роль играет у Солженицына смех. Осмеивается иерархия, начиная со Сталина и заканчивая его мелкими прислужниками. (Сцена импровизированного суда над князем Игорем. Зэки показывают, что сделало бы с попавшим в плен князем советское правосудие.) Ирония и сарказм Солженицына обращена против всех проявлений тоталитарной системы. Роман полифоничен. Но, так или иначе, все сюжетные линии сходятся к тюрьме. Таков самый характерный символ сталинской эпохи, доказывает Солженицын содержанием своего произведения. Автор стремится вызвать у читателя чувство боли и протеста.

«Отростком» романа стала повесть «Один день Ивана Денисовича»: «сжатый, сгущённый, популярный вариант зэковской эпопеи». Публикация «Одного дня» на волне хрущёвских разоблачений делает Солженицына известным. Повесть была выдвинута на соискание Ленинской премии, однако противники оттепели приложили все усилия, чтобы премия не была вручена.

Писатель создаёт и произведения о современности: цикл миниатюр «Крохотки» (1961, стихотворения в прозе), в которых опоэтизирована родная природа; ряд рассказов, среди которых обратил на себя внимание «Матрёнин двор». Наиболее развёрнутая картина советского общества - в романе «Раковый корпус». Это как бы разрез советского общества через разъедающую его опухоль тоталитаризма. Особенно удачным оказался «разрез души» сталиниста Русанова. Это человек, который всегда и во всём служил тоталитаризму. Теперь, когда пришла оттепель, у него и в мыслях нет осудить себя. Им владеют страх за разоблачения и боязнь потерять привилегии, которые ему дал тоталитаризм. Более всего Русанов надеется на то, что оттепель не вечна и её удастся свернуть. Таким образом, уже в 1966 году Солженицын предупреждал о возможности сталинистской реставрации. Писатель осуждает людей типа Русанова, говоря, что у них - рак совести. Тревожны и размышления Солженицына, связанные с его идеями о неготовности народных масс к приходящим переменам. Финал романа: здесь бесправное, замордованное за сталинские годы советское общество уподобляется зверинцу, где зверей разных пород держат в клетках. Солженицын выступает за разумную свободу, за постепенный приход общества к этой свободе.

«Раковый корпус» автор передал Твардовскому, рукопись прошла редактирование, но не прошла цензуру. Дело в том, что с момента свёртывания оттепели проводились обыски у инакомыслящих. В 1965 провели обыск у близкого друга Солженицына, Теуша, и была найдена пьеса «1945 год». Уже набранный «Раковый корпус» был рассыпан, а Солженицын стал подвергаться разного рода провокациям. Один из сотрудников КГБ получил задание уколоть Солженицына отравленной иголкой.

Чувствуя начавшиеся репрессии, писатель переходит на позиции диссидентства. Он работает (с 1958) над книгой «Архипелаг ГУЛаг», живя в Прибалтике. Создавая это произведение, Солженицын стремился раскрыть истинное лицо общественно-политической формации, которая превратила страну в большую тюрьму. Привлекается исторический очерк, воссоздана этнография ГУЛага (пародия на трактат по антропологии), приведены свидетельства бывших заключённых, которые после выхода «Одного дня» приходили к автору целыми мешками. Перед нами исповедь.

Автор не имел никакого доступа к архивам КГБ. Поэтому он вводит в текст «Архипелага» характерные отрывки из неопубликованных произведений: Шаламова, Гинзбург, Адамовой-Слиозберг, - на которые ссылается как на литературный факт. Произведение построено как путеводитель по неизвестному архипелагу, а сам автор выступает как его первооткрыватель. Повествование проникнуто трагическим сарказмом: Солженицын постоянно иронизирует, издевается над распоряжениями и высказываниями советской власти. Жорж Нива: «Ирония - известь, скрепляющая эту исполинскую массу письма». Сам Солженицын характеризует «Архипелаг» как художественное исследование и поясняет, что всей полноты документов у него не было, так что он прибег к художественной типизации. Пока сочинялся «Архипелаг», автор ни разу не имел возможности прочитать его целиком, от начала до конца. Этим он объясняет шероховатости художественного плана.

В «Архипелаге» воссоздана трагедия, не имевшая аналогов ни в России, ни в мире. В сравнении с дореволюционной тюрьмой оттеняется бесчеловечность тюрьмы советской. «Взрыв атавизма». Причина возникновения и существования ГУЛага - нравственная, умственная и гражданская слабость общества перед государством плюс беспримерная жестокость власти, как бы мстившей своим подданным за то, что они не такие, какими должны быть по марксистскому учению.

Примеры из прошлого: инквизиция оправдывала своё дело тем, что отстаивала идеалы христианства, колонизаторы утверждали, что несут в порабощённые страны цивилизацию, фашисты ставили на первое место идеал расы, якобинцы и большевики - свободу, равенство, братство.

Коммунистический террор вёл за собой уничтожение целых социальных слоёв (духовенство, некоммунистическая часть интеллигенции, зажиточное крестьянство). Все эти группы, не говоря уже о дворянстве, принадлежность к которому считалась преступной, большевики пытались физически истребить. Репрессиям подверглось более 60 млн человек.

В отличие от Шаламова, «Колымские рассказы» которого повествуют о трагедии без катарсиса, Солженицын предлагает катарсис. В первой части отражено скольжение страны на дно насилия и бесправия ещё в ленинские времена. Вторая книга - самая «давящая», рассказывает о классическом периоде ГУЛага. Особенно тяжело читать о женщинах и детях в ГУЛаге. В то же время, даёт понять автор, и здесь не все потеряли человеческий облик, тоже происходит поверка жизненных идеалов. Наиболее порядочными людьми в условиях лагеря оставались либо верующие (их убеждения не позволяли творить зло, и они готовы были принять мученичество), либо истинные интеллигенты, «чьи интересы и воля к духовной стороне жизни настойчивы и постоянны». Наиболее просветлённая - третья книга «Архипелага». Автор показывает, что обстановка в лагерях после войны стала меняться. Приходит большое количество военнопленных - людей, прошедших через всё и не намеренных терпеть унижения. Фронтовики стали физически уничтожать уголовников, стукачей. Советская власть тоже поняла, что слишком распустила уголовников, и смотрела сквозь пальцы на происходящее. Фронтовики наконец отбирают власть у блатных, и нравственная атмосфера улучшается. Начинаются побеги из лагерей. Вершина противостояния - первое в СССР вооружённое восстание заключённых в Экибастузе (1951). Описывая подобные выступления, Солженицын показывает, что строй, основанный на насилии, обречён и рано или поздно будет свергнут. Этой мысли особенно боялась власть.

Начиная с «Архипелага» Солженицын переходит с языка художественной прозы на язык нравственной проповеди: архаизирует лексику, подражая Аввакуму, Льву Толстому и ветхозаветным пророкам. «Это язык нового мессии, учителя человечества» (Жорж Нива). Солженицын разрабатывает жанр писем: письмо патриарху Пимену, в котором обличается чрезмерная огосударствленность церкви; письмо министру МВД, в котором содержатся резкие высказывания против юридического понятия прописки. В открытом письме съезду писателей предпринята попытка доказать, что цензура в СССР является незаконной. В результате в 1968 Солженицын был исключён из союза писателей.

В 1970 году Солженицын был удостоен Нобелевской премии в области литературы. Выдвинул его на соискание премии Франсуа Мориак. Формулировка Нобелевского комитета: «За нравственную силу, с которой он следовал непреложным традициям русской литературы писателя современной эпохи». Для получения премии Солженицына не выпустили из страны. Начинается травля, которая всё более нарастает. В 1972 году Солженицын при помощи Вадима Андреева, сына Леонида Андреева, переправляет за рубеж «Архипелаг ГУЛаг». Возле квартиры Солженицына в это время дежурила машина с сотрудниками КГБ, телефоны прослушивались, на улицу выходить было опасно. Не зная, чем всё закончится, своему адвокату в Швейцарию Солженицын передаёт поручение «опубликовать роман в случае моей неожиданной смерти».

1973 год - повесилесь у себя дома Воронянская, которая отпечатала на машинке 5 экземпляров «Архипелага» и один для себя. На её след вышло КГБ, и самоубийство либо было имитировано, либо действительно совершено от понимания своего предательства. Так или иначе, «Архипелаг» попадает в руки КГБ. Солженицына это крайне тревожило: книга начинается с перечня фамилий и имён людей, материалы которых о заключении в лагерях он использовал. Для того, чтобы обезопасить этих людей, он печатает книгу в других странах мира. Постепенно произведение было опубликовано более чем в 30 странах. Под влиянием международного резонанса, надеялся Солженицын, не осмелятся учинить открытую расправу.

1974 год - апогей травли Солженицына. Его называют литературным Власовым, человеком, который продался ЦРУ, стремятся его всячески опорочить, начиная с национальности (якобы его настоящая фамилия - Солженицер). На этом всё не заканчивается: в феврале 1974 Солженицын арестован и заключён в Лефортово. Писатель понимал, что к этому всё идёт: у него была заранее приготовлена лагерная телогрейка. Однако к человеку, который уже получил Нобелевскую премию, применять те же методы, что к другим, власть не могла. Солженицын провёл в тюрьме двое суток, и там же ему зачитали указ о депортации. Писатель был переодет в более приличную одежду, посажен в самолёт под конвоем и вывезен в ФРГ.

Хотя за рубежом слава Солженицына продолжала расти, на родине его тексты оставались запрещёнными. Если у кого-либо обнаруживалась копия текста Солженицына, такой человек получал тюремный срок. Созданные на родине антитоталитарные повести, пронизанные неприятием бесчеловечности, остались вершиной литературного творчества Солженицына, хотя литературную работу он продолжал и за границей.

Художественная значимость произведений А.И.Солженицына, понимание масштаба и смысла сказанного нам этим ярким мыслителем и художником диктует сегодня необходимость найти новые подходы к изучению творчества писателя в школе.

Тексты А.И.Солженицына по праву можно отнести к категории прецедентных, то есть оказывающих весьма сильное влияние на формирование языковой личности, причем как индивидуальной, так и коллективной. Термин «прецедентный текст» был введен в науку о языке Ю.Н.Карауловым. Прецедентными он называл тексты:

1) «значимые для… личности в познавательном и эмоциональном отношениях»;

2) имеющие сверхличностный характер, т. е. хорошо известные и широкому окружению данной личности, включая ее предшественников и современников»;

3) тексты, «обращение к которым возобновляется неоднократно в дискурсе данной языковой личности» .

Появление в 1962 году «рукописи некоего беллетриста о сталинских лагерях» - повести А.Рязанского (псевдоним А.Солженицына) «Щ-854», позже названной «Один день Ивана Денисовича», - вызвало неоднозначные суждения литераторов. Один из первых восторженных откликов на повесть появляется в личном дневнике К.И.Чуковского 13 апреля 1962 года: «…Чудесное изображение лагерной жизни при Сталине. Я пришел в восторг и написал краткий отзыв о рукописи…». Этот краткий отзыв назывался «Литературное чудо» и представлял собой первую рецензию на повесть «Один день Ивана Денисовича»: «…с этим рассказом в литературу вошел очень сильный, оригинальный и зрелый писатель». Слова Чуковского буквально совпадают с тем, что позже напишет А.Т.Твардовский в своем предисловии к первой публикации «Одного дня Ивана Денисовича» в «Новом мире» (1962, № 11). В предисловии Твардовского сказано следующее: «…оно /произведение - Т.И., О.Б./ означает приход в нашу литературу нового, своеобычного и вполне зрелого мастера». Как известно, в повести, показан один день из жизни главного героя, предельно сконцентрировано время и пространство, и этот день становится символом целой эпохи в истории России .

Стилистическая оригинальность повести, отмеченная в первых рецензиях, выражается, прежде всего, в авторском умелом использовании диалектной речи. Все повествование строится на прямой речи главного героя, прерываемой диалогами действующих лиц и описательными эпизодами. Главный герой - человек из деревни довоенного времени, его происхождение обуславливает специфику речевого выражения: язык Ивана Денисовича богато насыщен диалектизмами, причем многие слова являются не столько диалектизмами, сколько просторечными словами («кесь», в значении «как»; прилагательное «гунявый», то есть «грязный» и др.).

Лексические диалектизмы в речи героя, несмотря на их обособленность от структуры лагерной речи, тем не менее, устойчивы и ярко передают семантику обозначаемого предмета или явления и придают эмоционально-экспрессивную окраску речи. Это свойство лексических диалектизмов особенно ярко выявляется на фоне общеупотребительной лексики. Например: «однова» -(«однажды»); «напересек» - («наперерез»); «прозор» - («хорошо просматриваемое место»); «засть» - («закрывать»).

Обращает на себя внимание тот факт, что арготизмы практически исключены из словарного запаса героя, как и из основного повествования. Исключение составляют отдельные лексемы («зэк», «кондей» (карцер). Иван Денисович практически не употребляет жаргонных слов: он часть той среды, где находится - основной контингент лагеря не уголовники, а политические заключенные, интеллигенция, не владеющая арго и не стремящаяся к его овладению. В несобственно-прямой речи персонажа жаргонизмы употребляются минимально - использовано не более 40 «лагерных» понятий.

Стилистическую художественно-выразительную окраску повести придает и использование слово- и формообразовательных морфем в несвойственной им словообразовательной практике: «угрелся» - глагол, образованный префиксом «у» имеет литературный, общеупотребительный синоним «согрелся», образованный префиксом «со»; «наскорях» образованно по правилам словообразования «вверхах»; отглагольные образования «окунумши, зашедши» передают один из способов образования деепричастий - мши-, - дши- сохранившиеся в диалектной речи. Подобных образований в речи героя множество: «разморчивая» - от глагола «разморить»; «красиль» - «красильщик»; «смогают» - «смогут»; «горетый» - «горелый»; «сыздетства» - «с детства»; «трогъте» - «трогайте» и др.

Таким образом, Солженицын, используя в повести диалектизмы, создает неповторимый идиолект - индивидуализированную, самобытную речевую систему, коммуникативной особенностью которой является фактически полное отсутствие арготизмов в речи главного героя. Кроме этого, Солженицын довольно скупо использует в рассказе переносные значения слов, предпочитая первоначальную образность и добиваясь максимального эффекта «нагой» речи. Дополнительную экспрессию придают тексту нестандартно использованные фразеологизмы, пословицы и поговорки в речи героя. Он способен чрезвычайно сжато и метко двумя-тремя словами определить суть события или человеческого характера. Особенно афористично звучит речь героя в концовках эпизодов или описательных фрагментов.

Художественная, экспериментальная сторона повести А.И.Солженицына очевидна: оригинальная стилистика повести становится источником эстетического наслаждения для читателя.

О своеобразии «малой формы» в творчестве А.И.Солженицына писали разные исследователи. Ю.Орлицкий рассматривал опыт Солженицына в контексте «Стихотворений в прозе» .С.Одинцова соотносила «Крохотки» Солженицына с «Квази» В.Маканина. В.Кузьмин отмечал, что «в «Крохотках» концентрация смысла и синаксиса является главным средством борьбы с описательностью» .

Собственные представления Солженицына о стилистической наполненности «малой формы» заключаются в полном, принципиальном неприятии «приемов»: «Никакой литературщины, никаких приемов!»; «Никакие «новые приемы»…не нужны, …вся конструкция рассказа - нараспашку», - одобрительно писал Солженицын об отсутствии формальных экспериментов в прозе П.Романова, Е.Носова.

Главным достоинством рассказов Солженицын считал сжатость, изобразительную емкость, сгущенность каждой единицы текста. Приведем несколько оценок такого рода. О П. Романове: «Ничего лишнего и нигде не продрогнет сентимент» . О Е.Носове: «Краткость, неназойливость, непринужденность показа» . О Замятине «И какая поучительная сжатость! Сжаты многие фразы, нигде лишнего глагола, но сжат и весь сюжет…Как все сгущено! - безвыходность жизни, расплющенность прошлого и сами чувства и фразы - все тут сжато, сжато» . В «Телеинтервью на литературные темы» с Никитой Струве (1976) А.И.Солженицын, говоря о стиле Е.Замятина, заметил: «Замятин во многих отношениях поражает. Главным образом вот синтаксисом. Если я кого считаю своим предшественником, то - Замятина» .

Рассуждения писателя о стиле литераторов показывают, насколько важен для него и синтаксис, и конструкция фразы. Профессиональный анализ мастерства писателей-новеллистов помогает понять стилистику самого Солженицына как художника. Попытаемся сделать это на материале «Крохоток», жанра особого, интересного не только подчеркнуто малым размером, но и сгущенной образностью.

Первый цикл «Крохоток» (1958 - 1960) состоит из 17 миниатюр, второй (1996 -1997) из 9. Сложно выявить какую-то закономерность в отборе тем, но сгруппировать миниатюры по мотивам все-таки можно: отношение к жизни, жажда жизни («Дыхание», «Утенок», «Вязовое бревно», «Шарик»); мир природы («Отражение в воде», «Гроза в горах»); противостояние человеческого и официозного миров («Озеро Сегден», «Прах поэта», «Город на Неве», «Путешествуя вдоль Оки»); новое, чуждое мироотношение («Способ движения», «Приступая ко дню», «Мы-то не умрем»); личные впечатления, связанные с потрясениями красотой, талантом, воспоминаниями («Город на Неве», «На родине Есенина», «Старое ведро»).

В рассказах «Крохотки» активизируются разговорные синтаксические конструкции. Автор часто «сворачивает», «сжимает» синтаксические конструкции, умело используя эллиптичность разговорной речи, когда опускается все, что может быть опущено без ущерба для смысла, для понимания сказанного. Писатель создает предложения, в которых не замещены те или иные синтаксические позиции (т.е. отсутствуют те или иные члены предложения) по условиям контекста. Эллипсис предполагает структурную неполноту конструкции, незамещенность синтаксической позиции: «В избе Есениных - убогие перегородки не до потолка, чуланчики, клетушки, даже комнатой не назовешь ни одну…За пряслами - обыкновенное польце» («На родине Есенина»); «Не весит нисколько, глазки черные - как бусинки, ножки - воробьиные, чуть-чуть его сжать - и нет. А между тем - тепленький» («Утенок»); «В той церкви подрагивают станки. Эта - просто на замке, безмолвная» («Путешествуя вдоль Оки») и мн.др.

Синтаксические построения в «Крохотках» становятся все более расчлененными, фрагментарными; формальные синтаксические связи - ослабленными, свободными, а это в свою очередь повышает роль контекста, внутри отдельных синтаксических единиц - роль порядка слов, акцентных выделений; повышение роли имплицитных выразителей связи приводит к словесной сжатости синтаксических единиц и, как следствие, к их смысловой емкости. Общий ритмико-мелодический облик характеризуется экспрессивностью, выраженной в частом использовании однородных членов предложения, парцеллированных конструкций: «И - чародейство исчезло. Сразу - нет той дивной бесколышности, нет того озерка» (Утро»); «Озеро пустынное. Милое озеро. Родина…» («Озеро Сегден»). Отрыв от основного предложения, прерывистый характер связи в парцеллированных конструкциях, функция дополнительного высказывания, дающая возможность уточнить, пояснить, распространить, семантически развить основное сообщение, - вот проявления, усиливающие логические и смысловые акценты, динамизм, стилистическую напряженность в «Крохотках».

Встречается и такой тип расчлененности, когда фрагментальность в подаче сообщений превращается в своеобразный литературный прием - расчленению подвергаются однородные синтаксические единицы, предваряющие основное суждение. Это могут быть придаточные или даже обособленные обороты: «Лишь когда через реки и реки доходит до спокойного широкого устья, или в заводи остановившейся, или в озерке, где вода не продрогнет, - лишь там мы видим в зеркальной глади и каждый листик прибрежного дерева, и каждое перышко тонкого облака, и налитую голубую глубь неба» («Отраженье в воде»); «Он ёмок, прочен и дешев, этот бабий рюкзак, с ним не сравняются его разноцветные спортивные братья с карманчиками и блестящими пряжками. Он держит столько тяжести, что даже через телогрейку не выносит его ремня навычное крестьянское плечо» («Колхозный рюкзак»).

Частым стилистическим приемом писателя становится и сегментированность речевых конструкций, например, при использовании вопросных, вопросно-ответных форм: «И в чем тут держится душа? Не весит нисколько…» («Утенок»); «…все это тоже забудется начисто? Все это тоже даст такую законченную вечную красоту?..» («Город на Неве»); «Сколько видим ее - хвойная, хвойная, да. Того и разряду, значит? А, нет…» («Лиственница»). Такой прием усиливает имитацию общения с читателем, доверительность интонации, словно «размышления на ходу».

Экономность, смысловая емкость и стилистическая выразительность синтаксических конструкций поддерживается и графическим элементом - использованием тире - излюбленного знака в повествовательной системе Солженицына. Широта употребления этого знака свидетельствует о его универсализации в писательском восприятии. Тире у Солженицына имеет несколько функций:

1. Означает всевозможные пропуски - пропуск связки в сказуемом, пропуски членов предложения в неполных и эллиптических предложениях, пропуски противительных союзов; тире как бы компенсирует эти пропущенные слова, «сохраняет» им принадлежащее место: «Озеро в небо смотрит, небо - в озеро» («Озеро Сегден»); «Сердечная болезнь - как образ самой нашей жизни: ход её - в полной тьме, и не знаем мы дня конца: может быть, вот, у порога, - а может быть, еще нескоро-нескоро» («Завеса»).

2. Передает значение условия, времени, сравнения, следствия в тех случаях, когда эти значения не выражены лексически, то есть союзами: «Едва в сознании твоем хоть чуть прорвалась пелена - ринулись, ринулись они в тебя, расплющенного наперебой» («Ночные мысли»).

3. Тире можно назвать и знаком «неожиданности» - смысловой, интонационной, композиционной: «И еще спасибо бессоннице: с этого огляда - даже и нерешаемое решить» («Ночные мысли»); «Оно - с высокой мудростью завещано нам людьми Святой жизни» («Поминание усопших»).

4. Тире способствует передаче и чисто эмоциональное значение: динамичность речи, резкость, быстроту смены событий: «Да еще на шпиле - каким чудом? - крест уцелел» («Колокольня»); «Но что-нибудь вскоре непременно встряхивает, взламывает чуткую ту натяженность: иногда чужое действие, слово, иногда твоя же мелкая мысль. И - чародейство исчезло. Сразу - нет той дивной бесколышности, нет того озерка» («Утро») .

Стилистическое своеобразие «Крохоток» характеризуется оригинальностью, неповторимостью синтаксиса.

Таким образом, широкий филологический взгляд на произведения А.И.Солженицына способен раскрыть большого мастера русского слова, его своеобразное языковое наследие, индивидуальность стиля автора.

Для творческого метода Солженицына характерно особое доверие к жизни, писатель стремится изобразить все, как это было на самом деле. По его мнению, жизнь может сама себя выразить, о себе сказать, надо только ее услышать.

Это и предопределило особый интерес писателя к правдивому воспроизведению жизненной реальности как в сочинениях, основанных на личном опыте, так и, например, в эпопее «Красное Колесо», дающей документально точное изображение исторических событий.

Ориентация на правду ощутима уже в ранних произведениях писателя, где он старается максимально использовать свой личный жизненный опыт: в поэме «Дороженька» повествование ведется прямо от первого лица (от автора), в неоконченной повести «Люби революцию» действует автобиографический персонаж Нержин. В этих произведениях писатель пытается осмыслить жизненный путь в контексте послереволюционной судьбы России. Схожие мотивы доминируют и в стихах Солженицына, сочиненных в лагере и в ссылке.

Одна из излюбленных тем Солженицына - тема мужской дружбы, которая оказывается в центре романа «В круге первом». «Шарашка», в которой вынуждены работать Глеб Нержин, Лев Рубин и Дмитрий Сологдин, вопреки воле властей оказалась местом, где «дух мужской дружбы и философии парил под парусным сводом потолка. Может быть, это и было то блаженство, которое тщетно пытались определить и указать все философы древности?».

Название этого романа символически многозначно. Кроме «дантовского», здесь присутствует и иное осмысление образа «первого круга». С точки зрения героя романа, дипломата Иннокентия Володина, существуют два круга -- один внутри другого. Первый, малый круг -- отечество; второй, большой -- человечество, а на границе между ними, по словам Володина, «колючая проволока с пулеметами… И выходит, что никакого человечества -- нет. А только отечества, отечества, и разные у всех…». В романе содержится одновременно и вопрос о границах патриотизма, и связь глобальной проблематики с национальной.

А вот рассказы Солженицына «Один день Ивана Денисовича» и «Матренин двор» близки идейно и стилистически, кроме того, они обнаруживают и характерный для всего творчества писателя новаторский подход к языку. В «Одном дне…» показаны не «ужасы» лагеря, а самый обычный день одного зэка, почти счастливый. Содержание рассказа отнюдь не сводится к «обличению» лагерных порядков. Авторское внимание отдано необразованному крестьянину, и именно с его точки зрения изображен мир лагеря.

Здесь Солженицын отнюдь не идеализирует народный тип, но в то же время показывает доброту, отзывчивость, простоту, человечность Ивана Денисовича, которые противостоят узаконенному насилию уже тем, что герой рассказа проявляет себя как живое существо, а не как безымянный «винтик» тоталитарной машины под номером Щ-854 (таков лагерный номер Ивана Денисовича Шухова) и таково же было авторское название рассказа.

В своих рассказах писатель активно использует форму сказа. При этом выразительность речи повествователя, героев их окружения создается в этих произведениях не только словарными экзотизмами, но и умело используемыми средствами общелитературной лексики, наслаивающейся… на разговорно-просторечную синтаксическую структуру».

В рассказах «Правая кисть» (1960), «Случай на станции Кочетовка», «Для пользы дела», «Захар-Калита», «Как жаль» (1965), «Пасхальный крестный ход» (1966) подняты важные нравственные проблемы, ощутим интерес писателя к 1000_летней истории России и глубокая религиозность Солженицына.

Показательно и стремление писателя выйти за рамки традиционных жанров. Так, «Архипелаг ГУЛаг» имеет подзаголовок «Опыт художественного исследования». Солженицын создает новый тип произведения, пограничный между художественной и научно-популярной литературой, а также публицистикой.

«Архипелаг ГУЛаг» документальной точностью изображения мест заключения напоминает «Записки из Мертвого дома» Достоевского, а также книги о Сахалине А. П. Чехова и В. М. Дорошевича; однако если раньше каторга была преимущественно наказанием виновных, то во времена Солженицына ею наказывают огромное количество ни в чем не повинных людей, она служит самоутверждению тоталитарной власти.

Писатель собрал и обобщил огромный исторический материал, развеивающий миф о гуманности ленинизма. Сокрушительная и глубоко аргументированная критика советской системы произвела во всем мире эффект разорвавшейся бомбы. Причина и в том, что это произведение -- документ большой художественной, эмоциональной и нравственной силы, в котором мрачность изображаемого жизненного материала преодолевается при помощи своего рода катарсиса. По мысли Солженицына, «Архипелаг ГУЛаг» это дань памяти тем, кто погиб в этом аду. Писатель исполнил свой долг перед ними, восстановив историческую правду о самых страшных страницах истории России.

Позднее, в 90_е гг. Солженицын вернулся к малой эпической форме. В рассказах «Молодняк», «Настенька», «Абрикосовое варенье», «Эго», «На краях», как и в других его произведениях, интеллектуальная глубина сочетается с необычайно тонким чувством слова. Все это -- свидетельство зрелого мастерства Солженицына-писателя.

Публицистичность творчества А.И. Солженицына выполняет эстетическую функцию. Его сочинения переведены на многие языки мира. На Западе существует немало число экранизаций его произведений, пьесы Солженицына неоднократно ставились в различных театрах мира. В России, в январе-феврале 2006 была продемонстрирована первая в России экранизация произведения Солженицына -- многосерийный телефильм по мотивам романа «В круге первом», что свидетельствует о неугасающем интересе к его творчеству.

Рассмотрим лексическое своеобразие стихотворений Солженицына.

Стремление писателя к обогащению русского национального языка.

В настоящее время проблема анализа языка писателя приобрела первостепенную важность, так как изучение идиостиля конкретного автора интересно не только в плане наблюдения за развитием национального русского языка, но и для определения личного вклада писателя в процесс языкового развития.

Жорж Нива, исследователь творчества А.И. Солженицына, пишет: «Язык Солженицына вызвал настоящее потрясение у русского читателя. Существует уже внушительных объёмов словарь «Трудных слов Солженицына». Его язык стал предметом страстных комментариев и даже ядовитых нападок» .

А.И. Солженицын осмысленно и целенаправленно стремится к обогащению русского национального языка. Ярче всего это проявляется в области лексики.

Писатель считал, что с течением времени «произошло иссушительное обеднение русского языка», а сегодняшнюю письменную речь называл «затёртой». Утрачены многие народные слова, идиомы, способы образования экспрессивно окрашенных слов. Желая «восстановить накопленные, а потом утерянные богатства», писатель не только составил «Русский словарь языкового расширения», но и использовал материал этого словаря в своих книгах.

А.И. Солженицын использует самую разнообразную лексику: встречается множество заимствований из словаря В.И. Даля, из произведений других русских писателей и собственно авторские выражения. Писатель употребляет не только лексику, не содержащуюся ни в одном из словарей, но также малоупотребительную, забытую, или даже обычную, но переосмысленную писателем и несущую новую семантику.

В стихотворении «Мечта арестанта» мы встречаем слова: сызначала (сначала), не взмучая (не беспокоя). Такие слова называются окказионализмы или авторские неологизмы, состоящие из распространённых языковых единиц, но в новом сочетании дающие новую яркую окраску словам.

Это индивидуальное словоупотребление и словообразование.

Российский лингвист, учёный-языковед Е.А. Земская утверждает, что окказионализмы в отличие от «просто неологизмов» «сохраняют свою новизну, свежесть независимо от реального времени их создания».

Но основной лексический пласт А.И. Солженицына - это слова общелитературной речи, ведь иначе и быть не может. Так в стихотворении «Вечерний снег» всего несколько лексических окказионализмов: оснежил (засыпал), звездчатый (похожий на звёзды), низался, сеялся (падал).

Стемнело. Тихо и тепло.

И снег вечерний сыплет.

На шапки вышек лёг бело,

Колючку пухом убрало,

И в тёмных блёстках липы.

Занёс дорожку к проходной

И фонари оснежил…

Любимый мой, искристый мой!

Идёт, вечерний, над тюрьмой,

Как шёл над волей прежде…

В стихотворении есть и метафоры (на шапки вышек, таял в росинки), и олицетворения (ветви лип седые).

«А.С. Солженицын - художник, остро чувствующий языковой потенциал. Писатель обнаруживает подлинное искусство изыскивать ресурсы национального языка для выражения авторской индивидуальности в видении мира», - писал Г.О. Винокур.

Родина…Россия… В жизни любого из нас она значит весьма немало. Тяжело вообразить себе человека, не любящего свою Родину. За несколько месяцев до рождения Солженицына, в мае 1918 года, А.А. Блок отвечал на вопрос анкеты, - что следует сейчас делать русскому гражданину. Блок отвечал как поэт и мыслитель: «Художнику надлежит знать, что той России, которая была, - нет и никогда уже не будет. Мир вступил в новую эру. Та цивилизация, та государственность, та религия - умерли…утратили бытие».

Л.И.Сараскина, известная писательница, утверждает: «Без преувеличения можно сказать, что всё творчество Солженицына обжигающе пристрастно нацелено на осмысление разницы той и этой цивилизации, той и этой государственности, той и этой религии».

Когда писателю А.И. Солженицыну задали вопрос: «Какой вам представляется сегодняшняя Россия? Насколько она далека от той, с которой вы боролись, и насколько может быть близка к той, о которой вы мечтали?», он ответил так: «Очень интересный вопрос: насколько она близка к той России, о которой я мечтал…Весьма и весьма далека. И по государственному устройству, и по общественному состоянию, и по экономическому состоянию весьма далека от того, о чём я мечтал. Главное в международном отношении достигнуто - возвращено влияние России и место России в мире. Но на внутреннем плане мы далеки по нравственному состоянию от того, как хотелось бы, как нам органически нужно. Это очень сложный духовный процесс»

С трибуны Государственной думы прозвучал его призыв о сбережении народа как актуальнейшей проблеме современной России.

Александр Солженицын-поэт в своём стихотворении «Россия?» стремится философски осмыслить драматическую судьбу России в контексте исторических имён и связей, пропуская былое через собственные ощущения, через свою душу:

«Россия!»… Не в блоковских ликах

Ты мне проступаешь, гляжу:

Среди соплеменников диких

России я не нахожу…

Так о какой же России мечтает писатель? Почему так мало видит он рядом с собой «подлинных русских»? Где же

Россия людей прямодушных,

Горячих смешных чудаков,

Россия порогов радушных,

Россия широких столов,

Где пусть не добром за лихо,

Но платят добром за добро,

Где робких, податливых, тихих

Не топчет людское юро?

Снова обращаем внимание на необычную лексику стихотворения:

как кремешками кресим (произносим твёрдо, часто);

и ворот, и грудь настежу (нараспашку);

каких одноземцев встречал (земляков);

людское юро (стадо, рой, стая);

властная длань (ладонь, рука); (это старославянское слово).

опёрен и тёпел играющий вспорх словца.

Созданные писателем слова реализуют творческий потенциал Солженицына, создают его индивидуальный стиль. Писатель использует и лексические, и семантические окказионализмы.

Лексические окказионализмы - это слова в основном одноразового употребления, хотя они могут использоваться и в других произведениях автора: иноцветно, зарость кустов, кудерьки альляные, ледочеккрохкий.

Семантические окказионализмы - лексемы, которые ранее уже существовали в литературном языке, но обрели новизну за счёт индивидуальных авторских значений: цветен… и тёпел играющий вспорх словца, безгневный сын, безудачливая русская земля.

Современный писатель Сергей Шаргунов пишет: «…я люблю Солженицына не за его историческую масштабность, а за художественные черты. Я не сразу его полюбил и, понятно, не во всём принимаю. Однако безумно мне нравится, как он писал. Кроме всяких идей, именно стилистически - это и тонко, и светло. Плачевное плетение и яростное выкрикивание словес. Он был очень-очень живой!»

В стихотворении «Россия?» 13 предложений, в которых содержатся риторические вопросы. Функция риторического вопроса - привлечь внимание читателя, усилить впечатление, повысить эмоциональный тон.

За внешней суровостью и «яростным выкрикиванием словес» мы видим человека неравнодушного, болеющего душой и сердцем за свою страну:

Где, если не верят в Бога,

То пошло над ним не трунят?

Где, в дом заходя, с порога

Чужой почитают обряд?

В двухсотмиллионном массиве

О, как ты хрупка и тонка,

Единственная Россия,

Неслышимая пока!..

«В самые чёрные годы Солженицын верил в преображение России, потому что видел (и позволил увидеть нам) лица русских людей, сохранивших высокий душевный строй, сердечную теплоту, непоказное мужество, способность верить, любить, отдавать себя другому, беречь честь и хранить верность долгу», - писал историк литературы Андрей Немзер.

Прочитав стихотворения А.И. Солженицына, можно с уверенностью сказать, что они представляют собой материал, выявляющий скрытые возможности русского национального языка. Основным направлением является обогащение словарного запаса за счёт таких групп, как авторская окказиональная лексика, разговорная лексика.

Окказионализмы, создаваемые автором как средство выразительности речи, как средство создания некоего образа активно используются уже более четырёх веков. В качестве средства выразительности в художественной, а особенно в поэтической речи, окказионализм позволяет автору не только создать неповторимый образ, но и читатель в свою очередь получает возможность увидеть и мысленно создать свой личный субъективный образ. А это значит, что можно говорить о сотворчестве художника и читателя.

Лингвистическая работа писателя, направленная на возвращение утерянного языкового богатства является продолжением труда классиков русской литературы: А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого, Н.С. Лескова.

История жизни Александра Исаевича Солженицына (11.XII.1918, Кисловодск) - это история бесконечной борьбы с тоталитаризмом. Уверенный в абсолютной нравственной правоте этой борьбы, не нуждаясь в соратниках, не страшась одиночества, он всегда находил в себе мужество противостоять советской системе - и победил в этом, казалось бы, совершенно безнадежном противостоянии. Его мужество было выковано всем опытом жизни, пришедшейся на самые драматические изломы советского времени. Те обстоятельства русской социально-исторической действительности 30-50-х годов, которые ломали и крушили твердые, как сталь, характеры профессиональных революционеров и бравых красных комдивов, лишь закалили Солженицына и приготовили его к главному делу жизни. Скорее всего и литературу он избрал как орудие борьбы - она отнюдь не самоценна для него, а значима постольку, поскольку дает возможность представительствовать перед миром от лица всех сломленных и замученных системой.

Окончание физико-математического факультета Ростовского университета и вступление во взрослую жизнь пришлось на 1941 г. 22 июня, получив диплом, Солженицын приезжает на экзамены в Московский институт истории, философии, литературы (МИФЛИ), на заочных курсах которого учился с 1939 г. Очередная сессия совпала с началом войны. В октябре мобилизован в армию, вскоре зачислен в офицерскую школу в Костроме. Летом 1942 г. - звание лейтенанта, а в конце - фронт: Солженицын командует «звукобатареей» в артиллерийской разведке. Офицером-артиллеристом он проходит путь от Орла до Восточной Пруссии, награждается орденами.

9 февраля 1945 г. капитана Солженицына арестовывают на командном пункте его начальника, генерала Травкина, который спустя год после ареста дает своему бывшему офицеру характеристику, где перечисляет, не побоявшись, все его заслуги - в том числе ночной вывод из окружения батареи в январе 1945 г., когда бои шли уже в Пруссии. После ареста - лагеря: в Новом Иерусалиме, в Москве у Калужской заставы, в спецтюрьме № 16 в северном пригороде Москвы (Марфинская «шарашка», описанная в романе «В круге первом», 1955-1968). С 1949 г. - лагерь в Экибастузе (Казахстан). С 1953 г. Солженицын - «вечный ссыльнопоселенец» в глухом ауле Джамбульской области, на краю пустыни. В 1956 г. - реабилитация и сельская школа в поселке Торфопродукт недалеко от Рязани, где недавний зэк учительствует, снимая комнату у Матрены Захаровой, ставшей прототипом хозяйки «Матрениного двора» (1959). В 1959 г. Солженицын «залпом», за три недели, создает повесть, при публикации получившую название «Один день Ивана Денисовича», которая после долгих хлопот А.Т. Твардовского и с благословления самого Н.С. Хрущева увидела свет в «Новом мире» (1962. № 11). С середины 50-х годов начинается наиболее плодотворный период творчества писателя: создаются романы «Раковый корпус» (1963-1967) и «В круге первом» (оба публикуются в 1968 г. на Западе), идет начатая ранее работа над «Архипелагом ГУЛАГ» (1958-1968; 1979) и эпопеей «Красное колесо» (работа над большим историческим романом «Р-17», выросшим в эпопею «Красное колесо», начата в 1964 г.).

В 1970 г. Солженицын становится лауреатом Нобелевской премии; выезжать из СССР он не хочет, опасаясь лишиться гражданства и возможности бороться на родине, - поэтому личное получение премии и речь нобелевского лауреата пока откладываются. В то же время его положение в СССР все более ухудшается: принципиальная и бескомпромиссная идеологическая и литературная позиция приводит его к исключению из Союза писателей (ноябрь 1969 г.), в советской прессе разворачивается кампания травли писателя. Это заставляет его дать разрешение на публикацию в Париже книги «Август четырнадцатого» (1971) - первого «Узла» эпопеи «Красное колесо». В 1973 г. в парижском издательстве ИМКА-Пресс увидел свет первый том «Архипелага ГУЛАГ».

В феврале 1974 г. на пике разнузданной травли, развернутой в советской прессе, Солженицына арестовывают и заключают в Лефортовскую тюрьму. Но его ни с чем не сравнимый авторитет у мировой общественности не позволяет советскому руководству просто расправиться с писателем, поэтому его лишают советского гражданства и высылают из СССР. В ФРГ, первой стране, принявшей изгнанника, он останавливается у Генриха Белля, после чего поселяется в Цюрихе (Швейцария). В 1975 г. опубликована автобиографическая книга «Бодался теленок с дубом» - подробный рассказ о творческом пути писателя от начала литературной деятельности до второго ареста и высылки и очерк литературной среды 60-70-х годов.

В 1976 г. писатель с семьей переезжает в Америку, в штат Вермонт. Здесь он работает над полным собранием сочинений и продолжает исторические исследования, результаты которых ложатся в основу эпопеи «Красное колесо».

Солженицын всегда был уверен в том, что вернется в Россию, - даже тогда, когда сама мысль об этом казалась невероятной. Но уже в конце 80-х годов возвращение стало постепенно осуществляться. В 1988 г. Солженицыну было возвращено гражданство СССР, а в 1990 г. в «Новом мире» публикуются романы «В круге первом» и «Раковый корпус». В 1994 г. писатель вернулся в Россию. С 1995 г. в «Новом мире» публикуются новый цикл - «двучастные» рассказы, миниатюры «Крохотки».

В творчестве А.И. Солженицына при всем его многообразии можно выделить три центральных мотива, тесно связанных друг с другом. Сконцентрированные в первой опубликованной его вещи «Один день Ивана Денисовича», они развивались, подчас обособленно друг от друга, но чаще взаимопереплетаясь. «Вершиной» их синтеза стало «Красное колесо». Условно эти мотивы можно обозначить так: русский национальный характер; история России XX века; политика в жизни человека и нации в нашем столетии. Темы эти, разумеется, вовсе не новы для русской реалистической традиции последних двух столетий. Но Солженицын, человек и писатель, почти панически боящийся не только своего участия в литературной группировке, но и любой формы литературного соседства, смотрит на все эти проблемы не с точки зрения писателя того или иного «направления», а как бы сверху, самым искренним образом направления игнорируя. Это вовсе не обеспечивает объективность, в художественном творчестве, в сущности, невозможную, - Солженицын очень субъективен. Такая открытая литературная внепартийность обеспечивает художественную независимость - писатель представляет только себя и высказывает только свое личное, частное мнение; станет ли оно общественным - зависит не от поддержки группы или влиятельных членов «направления», а от самого общества. Мало того, Солженицын не подлаживается и под «мнение народное», прекрасно понимая, что оно вовсе не всегда выражает истину в последней инстанции: народ, как и отдельный человек, может быть ослеплен гордыней или заблуждением, может ошибаться, и задача писателя - не потакать ему в этих ошибках, но стремиться просветлить.

Солженицын вообще никогда не идет по уже проложенному кем-то пути, прокладывая исключительно собственный путь. Ни в жизни, ни в литературе он никому не льстил - ни политическим деятелям, которые стремились, как Хрущев, сделать его советским писателем, бичующим пороки культа личности, но не посягающим на коренные принципы советской системы, ни политикам прошлого, ставшим героями его эпоса, которые, утверждая спасительные пути, так и не смогли их обеспечить. Он был даже жесток, отворачиваясь и разрывая по политическим и литературным соображениям с людьми, которые переправляли его рукописи за границу часто с серьезным риском для себя или же стремились помочь ему опубликовать свои вещи здесь. Один из самых болезненных разрывов, и личных, и общественных, и литературных, - с В.Я. Лакшиным, сотрудником Твардовского по «Новому миру», критиком, предложившим одно из первых прочтений писателя и сделавшим много возможного и невозможного для публикации его произведений. Лакшин не принял портрета А.Т. Твардовского в очерках литературной жизни «Бодался теленок с дубом» и не был, разумеется, согласен с трактовкой собственной роли в литературной ситуации 60-х годов, как она складывалась вокруг «Нового мира». Другой разрыв, столь же болезненный и жестокий, - с Ольгой Карлайл. В 1978 г. она выпустила в США книгу «Солженицын и тайный круг», в которой рассказывала о той роли, что принадлежала ей в организации тайных путей переброски на Запад рукописей «Архипелага ГУЛАГ» и «В круге первом» и о жестокости, с которой Солженицын отозвался о ней в «Теленке...». Все это многим и на родине, и на Западе дало основания для обвинений Солженицына в эгоцентризме и элементарной человеческой неблагодарности. Но дело здесь глубже - отнюдь не в личных особенностях характера. Это твердая жизненная позиция писателя, лишенного способности к компромиссу, единственно и дающая ему возможность выполнить свою жизненную предназначенность.