Зарождение русского исторического романа. Исторические романы В

Художественные открытия Вальтера Скотта оказали огромное воздействие на мировую литературу; многие европейские и американские писатели той эпохи выросли на его книгах. Один из самых ярких и наверняка знакомых вам - Фенимор Купер, американский прозаик, автор исторических романов о покорении Америки белыми переселенцами - «Зверобой», «Следопыт», «Кожаный чулок»... Сейчас эти романы из жизни индейцев стали детским чтением; по ним снято множество приключенческих фильмов. Как часто бывает в мировой литературе, книги, написанные для взрослых и поначалу казавшиеся очень серьезными, даже философскими, в конце концов становятся любимым чтением подростков. Вспомните хотя бы роман Сервантеса «Дон Кихот», приключенческую повесть Даниеля Дефо «Робинзон Крузо», цикл повествований Джонатана Свифта о Гулливере... И уже трудно поверить, что авторы «закладывали» в эти сюжеты глубокий смысл, использовали самые современные, самые смелые литературные приемы.

Фенимор Купер, как всякий писатель-романтик 1820-1830-х годов, стремился «применить» художественные открытия Вальтера Скотта к родной национальной истории. У Скотта действие разворачивалось во времена англо-шотландских войн, в них сталкивались «цивилизованные» жители равнины - англичане и «дикие», но искренние и очень сильные горцы - шотландцы. У Купера все происходит во времена колонизации Америки, когда белым переселенцам противостояли коренные жители, индейцы. Любимые герои Скотта оказывались меж двух лагерей, переходили из одного в другой, сочувствуя романтическим порывам шотландцев, хотя и не разделяя их убеждений. Любимые герои Купера тоже занимали промежуточную позицию: будучи «бледнолицыми», они сопереживали трагедии «краснокожих» и часто помогали им. Романтический конфликт между холодным разумом и стихийным, вольным началом естественной жизни разворачивался в полную силу.

Однако русская проза конца 1810-х и начала 1820-х годов не была готова к освоению художественного опыта Вальтера Скотта. Она только-только начинала формироваться; не был выработан привычный для писателей и понятный для читателей художественный язык повествования; основные литературные силы были сосредоточены в сфере поэзии.

Лишь в 1827 году Пушкин решится приступить к своему первому историческому роману «Арап Петра Великого» (название дано публикаторами; роман остался незавершенным).

Как вы помните, сюжетная канва романа связана с семейным преданием Пушкиных: Ибрагим «списан» с пушкинского прадеда, Ганнибала, обласканного Петром. Пушкин пытался изобразить великую историю повальтерскоттовски, «домашним образом». Он намеревался провести героя через три абсолютно разных мира, три среза исторической реальности начала XVIII века: развращенный, утонченный, пресыщенный, угасающий Париж, центр старой Европы; нарождающийся, молодой, диковатый, но мощный и творческий Петербург, центр пробуждающейся империи; наконец, патриархальный, твердокаменный, неподвижный мир старой русской знати, в среде которой продолжает жить своей тайной жизнью допетровская Русь.

Точка зрения Ибрагима - это точка зрения человека, заведомо независимого от уз кровного родства, традиции, привычек. И в то же самое время, в отличие от своего парижского приятеля, щеголя Корсакова, он воспринимает Петербург, петровские «ассамблеи» вовсе не «по-парижски». Взгляд Ибрагима отличается и от точки зрения приближенных Петра, которые смотрят на все глазами своего повелителя. И потому его взгляд - это объективный взгляд самой истории.

Поскольку «Арап Петра Великого» остался незавершенным, пальма первенства в создании русской исторической романистики вальтерскоттовского образца принадлежит прозаику и драматургу предшествующего поколения Михаилу Николаевичу Загоскину (1789- 1852), который в 1829 году выпустил роман «Юрий Милославский, или Русские в 1612 году».

Главный герой романа Загоскина из эпохи Смуты (действие разворачивается в самый напряженный момент 1612 года, в промежутке между апрелем и августом) вымышлен, как и предписано вальтерскоттовской традицией. Это молодой патриот, добровольно целовавший крест на верность польскому королевичу Владиславу в надежде, что тот станет настоящим русским царем, отречется от католической «ереси», остановит кровопролитие. Милославскому предстоят встречи с реальными историческими деятелями (в том числе с Козьмой Ми-ничем Сухоруким), которые, как и положено, играют в построении сюжета второстепенную роль.

Подобно главным героям вальтерскоттовской исторической прозы, Юрий оказывается на распутье, между двумя враждующими лагерями. Вместе со слугой Алексеем Бурнашом он направляется к волжскому боярину Федору Тимофеевичу Шалонскому-Кручине, чтобы передать ему грамоту польского воеводы Гонсевского и получить грамоту к нижегородскому боярину Андрею Никитичу Туренину. В Нижнем Новгороде Юрий Милославский должен, воззвав к памяти отца, попытаться убедить боярство и граждан перейти под покровительство Владислава, отказаться от идеи общерусского народного ополчения. Доводы разума говорят в пользу занятой Юрием Милославским позиции, но сердце подсказывает молодому боярину, что совершена непоправимая ошибка: «Тот не православный, не русский, кто радуется, что пришлось избрать поляка». Между тем и облик Мило-славского (темно-русые волосы, остриженные в кружок, прекрасная белизна лица, голубые глаза), и благородно-смелое поведение - все предполагает цельность натуры. Пройдя через цепь испытаний, герой преодолеет свою раздвоенность, станет «беспримесным» патриотом, восстановит гармонию ума и сердца.

Гармоничный образ Юрия Милославского приобрел необычайную популярность у русской читающей публики самых разных слоев; даже дочь гоголевского Городничего Марья Антоновна («Ревизор») читала роман и помнит, что автор его - Загоскин, а не Хлестаков (на что Хлестаков возражает: «Это точно Загоскина; а есть другой Юрий Милославский, так тот уж мой»). Успех романа свидетельствовал, что Загоскин сумел создать русский тип романтической личности, соблюсти принцип романтического историзма в сочетании с принципом местного колорита. Он отступил лишь от одного правила исторической романистики Вальтера Скотта: действие романа отстоит от загоскинской современности больше чем на жизнь одного поколения.

Пушкин, несомненно, учитывал загоскинский опыт, когда в 1836 году приступал к работе над своим последним - и вершинным - прозаическим сочинением, историческим романом «Капитанская дочка». Вы этот роман уже изучали, но теперь можете заново осмыслить, связать с тем, что вы узнали о Вальтере Скотте.

Имя главного героя «Капитанской дочки» взято из действительной истории пугачевщины: фамилию Гринёв носил дворянин, арестованный по подозрению в измене и позже оправданный. Так определился пушкинский замысел повествования о человеке, который по воле Провидения оказался между двумя враждующими лагерями. Замкнув сюжетную цепь именно на Петрушу Гринева, Пушкин сознательно воспроизвел принцип исторической прозы Вальтера Скотта, в чьих романах, особенно из «шотландского» цикла- «Уэверли», «Роб Рой», «Пуритане», - такой тип героя встречается постоянно. Точно так же, как и сама ситуация - два лагеря, две правды, одна судьба. На семнадцатом году недоросль, еще до рождения записанный в гвардию сержантом, Гринев прямо из детской отправляется служить, причем не в элитный Семеновский полк, а в провинцию. Он оказывается в Белогорской крепости - именно там, где осенью 1773 года разгуляются пугачевцы, вспыхнет «русский бунт». С этой минуты жизнь провинциального дворянина сомкнется с потоком общероссийской истории и превратится в великолепный набор случайностей и зеркально повторяющихся эпизодов, которые заставляют вспомнить как о поэтике Вальтера Скотта, так и о законах построения русской волшебной сказки.

Как и в романах Вальтера Скотта (но в отличие от «Юрия Милославского»), в «Капитанской дочке» события сюжета разворачиваются в недавнем прошлом, отстоят от читателей-современников на жизнь одного поколения. Гринев, подобно любимым героям Вальтера Скотта, свободен до конца и во всем. Ибо действует он по велению сердца, а сердце его подчинено законам дворянской чести, кодексу русского рыцарства, чувству долга. Законы эти неизменны и тогда, когда нужно оплатить огромный бильярдный долг не слишком честно игравшему Зурину и когда нужно отблагодарить случайного проводника тулупчиком и полтиной. И когда следует вызвать на дуэль Швабрина, который выслушал Гриневские «стишки» в честь Маши и презрительно отозвался как о них, так и о ней. И когда пугачевцы ведут героя на казнь. И когда помиловавший героя Пугачев протягивает руку для поцелуя (Гринев, естественно, не целует «ручку злодею»). И когда самозванец прямо спрашивает пленника, признает ли тот его государем, согласен ли послужить, обещает ли хотя бы не воевать против него, - а пленник трижды прямо или косвенно отвечает «нет». И когда Гринев, однажды уже спасенный судьбой, в одиночку возвращается в расположение пугачевцев, чтобы выручить возлюбленную или погибнуть вместе с ней. И когда, арестованный собственным правительством, не называет имени Марьи Ивановны.

Точно так же его крепостного слугу Савельича (еще один типаж, пришедший в прозу Пушкина из романистики Вальтера Скотта) до конца свободным делает личная преданность Гриневу. То есть следование неписаному кодексу крестьянской чести; тому общечеловеческому началу, которое может быть присуще любому сословию. Оба они направляют свой путь туда, где они не защищены от обстоятельств, но внутренне свободны от них.

И недаром Пушкин так организует сюжет своей повести, чтобы формальный герой-антагонист, изменник Швабрин, постоянно отступал в сюжетную тень, а на самом деле Петруше Гриневу противостоял образ вождя народного бунта Пугачева. Так уравниваются в сюжетных правах «маленький человек», обычный дворянин, на стороне которого не сила, а нравственная правда, и могущественный самозванец, за плечами которого разъяренное казачье войско.

Пугачев неотделим от стихии; он вызывает ее к жизни, он ведет ее за собой и в то же время подчиняется ее безличной власти. He случайно впервые на страницах повести он появляется во время снежного бурана, как бы рождаясь из самой его сердцевины. Герои (Гринев и его слуга Савельич) бессильны против буйства непогоды; они заблудились; снег заметает их, но внезапно появившийся чернобородый казак говорит: «Дорога-то здесь, я стою на твердой полосе». В том и дело, что твердая полоса Пугачева - это беспутье; он выводит путников по звездам, и его собственная звезда ведет его по историческому пути.

Центральная проблема повести - проблема человеческой свободы перед лицом исторических обстоятельств. Именно поэтому Пугачев показан не глазами приближенного к нему казака. И не глазами опытного дворянского историка. Пугачев показан глазами простого и честного дворянина, который никогда не примет бродягу за «Петра Феодоровича III», но и не станет искусственно снижать его образ. Кроме того, действие повести начинается в 1773 году, а это дает возможность показать Пугачева не только во время, но и до восстания, когда за ним еще не тянется шлейф ярко описанных преступлений.

Кого же мы видим перед собой? Как только герои выбираются из бурана, читатель (с «помощью» Гринева) обнаруживает сорокалетнего мужика, среднего роста, худощавого, с проседью в черной бороде, с бегающими глазами, приятным, но плутовским выражением лица. Ничего «мистического», «избраннического» в этом облике нет; потому особенно комичным покажется читателю более поздний рассказ рядового казака о том, как «государь» по-царски скушал двух поросят и показывал в бане свои царские знаки на грудях. В центре сюжета - умеренно умный авантюрист, чья судьба отнюдь не предрешена. То, что именно он вскоре станет во главе грандиозных исторических событий, во многом случайность.

Главное противоречие пугачевской судьбы в том, что, безраздельно властвуя над «злодеями», он полностью зависит от них. Пугачев, каким он изображен в повести, пытается действовать до конца по-царски, милостиво, великодушно; он дважды отпускает Гринева, не дает в обиду капитанскую дочь Машу Миронову. Ho уже в сцене, которая происходит во «дворце», обклеенном золотой бумагой, очевидно колоссальное влияние, какое имеют на него «господа енералы» - звероподобный капрал Белобородов и разбойник Афанасий Соколов, прозванный Хлопушей. Пугачев должен опасаться и своих «казачков», и дворян, перешедших на его сторону. Сообщая Гриневу, что «ребята» смотрели на него косо, а старик Белобородов настаивал на пытке, Пугачев вынужден понизить голос, чтобы не услышал сопровождающий их татарин. Разбойник волен идти на Москву, поскольку этого же хочет войско; но миловать он должен с оглядкой. Власть, которую он присвоил, не ограничена законом, но ограничена жестокостью бунта.

Чтобы подчеркнуть эту мысль, Пушкин выстраивает параллель Пугачев - Екатерина. Петруша Гринев прибегает к помощи Пугачева, чтобы выручить невесту, а его невеста, в свою очередь, прибегает к помощи императрицы, чтобы спасти жениха. Екатерина изображена в простодушно-сентиментальных тонах, в стиле старинной гравюры. В ней нет пугачевского величия, необузданной силы. Ho читатель должен помнить, что к власти она пришла в результате государственного переворота; ее правление в этом смысле столь же беззаконно, сколь и пугачевская попытка овладеть страной. И лишь то, насколько свободно милует она Гринева, насколько она самостоятельна и независима в своем царственном праве прощать, выдает в ней истинную государыню. (Ее прощение в конечном счете совпадает с духом и буквой закона, ведь Гринев сохранил верность присяге, допустив лишь мелкие отклонения от устава.) Именно это право миловать делает властителей властителями, а не царские знаки и даже не «законность» воцарения сама по себе. Пугачев такой свободой обладает не вполне; значит, он не вполне и господин своего положения. He он управляет стихией, и не стихия им; просто они друг от друга уже неотделимы. Ее угасание, усмирение бунта равнозначно его смерти. В приписке «издателя» к запискам Гринева сообщается, что Пугачев узнал в толпе некогда спасенного им дворянина «и кивнул ему головою, которая через минуту, мертвая и окровавленная, показана была народу».

В «Капитанской дочке» рассказано о страшных событиях. Многие ее персонажи гибнут в кровавом водовороте истории. Ho любимые герои Пушкина - Гринев, Caвельич и Маша Миронова - вопреки всему остаются в живых. Они словно бы защищены невидимой оградой от грозящих опасностей, потому что поступают вопреки житейской логике и в согласии с логикой нравственной. Ведь выход из социального тупика, в котором оказалась Россия времен пугачевского бунта, согласно Пушкину, не в том, чтобы принять одну из сторон исторического конфликта. Например, сторону «народа» в его борьбе с дворянами. И тем более не в том, чтобы отказаться от верности любой «власти», ценой подлости сохранив себе жизнь (как Швабрин). И даже не в том, чтобы «покинуть» узкие пределы сословной этики, поднявшись до общечеловеческих начал. А в том, чтобы внутри своего «лагеря», своей среды, своего сословия, своей традиции обнаружить общечеловеческое и ему служить не за страх, а за совесть. Ничто не может помешать Гриневу следовать законам именно дворянской чести, а Савельичу - соблюдать неписаные правила крестьянской этики. В этом залог утопической надежды Гринева (и, разумеется, Пушкина), считавшего, что «лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от одного улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений».

Исторический роман - сравнительно молодой жанр, возникший в литературе благодаря утверждению в ней принципов историзма. Причиной этого стали общественно-политические катаклизмы рубежа XVIII и XIX веков - Великая французская революция 1789-1794 годов, национально-освободительные войны этого периода. Историзм в искусстве художественно осваивает конкретное историческое содержание эпохи, ее неповторимый облик и колорит, описывает тенденции общественного развития, раскрывающиеся в событиях общенародного масштаба и личных судьбах персонажей. Английский писатель Вальтер Скотт является родоначальником европейского исторического романа.

Он впервые обратился к историческому документу для художественного воссоздания прошедшей эпохи. Писателю удалось передать специфику социальных отношений, идеологии, психологии и быта героев прошлого.

"Главная прелесть романов Вальтера Скотта состоит в том, что мы знакомимся с прошедшим временем... современно, домашним образом", - писал А. С.

Пушкин в заметке "О романах Вальтера Скотта". "Вальтер Скотт, можно сказать, создал исторический роман, до него не существовавший", - так определил значение нового жанра исторического романа В. Г. Белинский в статье "Разделение поэзии на роды и виды" (1841). Русская историческая романистика начинается романами М.

Загоскина ("Юрий Милославский, или Русские в 1612 году", 1829) и И. Лажечникова ("Последний Новик", 1833, "Ледяной дом", 1835). Блестящие пушкинские произведения - "Арап Петра Великого" (1828) и "Капитанская дочка" (1836) - также стоят у ее истоков. Вершиной этого жанра по праву считается роман-эпопея Л. Н.

Толстого "Война и мир". В 1920-30-е годы в русской литературе происходит заметная жанровая перестройка. На новом этапе литературного развития на первый план выходит эпос. Одной из форм его воплощения стал исторический роман. Однако советские литераторы словно не замечают достижений прошлого. Так, М.

Горький, давая восторженную оценку первым советским историческим романам ("Одеты камнем" О. Форш, "Кюхля" и "Смерть Вазир-Мухтара" Ю.

Тынянова, "Разин Степан" А. Чапыгина и "Петр Первый" А.

Толстого), подчеркивал новизну этих произведений: "Создан исторический роман, какого не было в литературе дореволюционной". По мнению М. Горького, произведения советских исторических романистов разительно отличались от своих предшественников прежде всего концепцией исторического процесса.

Развитие сюжета романа должно определяться взглядами и идеологической позицией писателя - его пониманием исторического процесса, взаимоотношений личности и эпохи, государства и человека, общества и индивидуума. Писатель либо вкладывает их в уста и поступки героя-протагониста, либо делает это в авторском публицистическом отступлении. Стремление отобразить художественными средствами эти проблем и обусловило бурное развитие исторического романа в первой половине XX как в советской литературе, так и в литературе русского зарубежья (в частности, в творчестве М. А. Алданова). Первые советские исторические романы рассказывали о революционном прошлом России.

Романисты видели в освободительной борьбе народа движущую силу истории, логическим завершением чего стала Октябрьская революция и образование Советского государства. С этой точки зрения освещались не только восстание Степана Разина (А. Чапыгин "Разин Степан"), крестьянская война Емельяна Пугачева (В.

Шишков "Емельян Пугачев"), а также покорение Сибири Ермаком (Артем Веселый "Гуляй, Волга"), и трагическая судьба первого русского революционера (О. Форш "Радищев"), зарождение российской промышленности на Урале (Е. Федоров "Каменный пояс"). Индивидуальная реакция писателей на идеологический диктат, разнородный исторический материал и разные средства его художественного воплощения (биографический роман О.

Форш, роман-сказ A. Чапыгина, роман B. Шишкова, тяготеющий к всеохватности, историческая хроника Е. Федорова), определяют общность подхода: главная тема всех этих романов - масштабный народный протест и усиление освободительной борьбы народных масс. Совершенно иные события и герои интересовали романистов-историков русского зарубежья.

Большой популярностью здесь пользовался жанр романа-биографии знаменитых деятелей культуры. Так, Нина Берберова (1901-1993) создала романы о наименее политизированных русских композиторах: "Чайковский, история одинокой жизни" (1936) и "Бородин" (1938). Михаил Цетлин (1882-1945) написал книгу "Пятеро и другие" (1944). Пятеро - это В. Стасов, М. Глинка, М. Балакирев, А.

Бородин и М. Мусоргский.

В числе других Н. Римский-Корсаков, А. Даргомыжский, В. А. Серов, Ц. Кюи.

Еще одна тема, к которой обращались писатели-эмигранты - революционное прошлое России. Например, М. Цетлин создал объемный роман-исследование "Декабристы: Судьба одного поколения" (1933). Однако, в отличие от советского идеализма, романисты русского зарубежья совершенно по другому понимали философию истории, которая, по их мнению, отнюдь не является путем человечества к прогрессу.

Их интересовали не борьба классов и двуполярность социальных контрастов, но нравственность личности, вовлеченной в орбиту исторических событий.

Глава I. Роль костюма в модернистском историческом романе

Д.С. Мережковский «Антихрист. Петр и Алексей» и «Александр I»).

Глава II. Функции костюмной детали в реалистическом историческом романе 30-40х годов XX века (А.Н. Толстой

Петр Первый» и В.Я. Шишков «Емельян Пугачев»).

Глава III. Костюмная деталь в исторических романах второй половины XX века (В. Пикуль, Д. Балашов, Д. Гранин).

Введение диссертации (часть автореферата) на тему "Костюм как полифункциональная деталь в исторической прозе XX века"

Одной из наиболее интересных и значимых проблем современного литературоведения является исследование художественной детали, которая играет особую роль не только в обрисовке конкретного персонажа, но и в сюжете самого произведения, и в выражении авторской позиции. В литературном энциклопедическом словаре приводится следующее определение: «Деталь художественная (от фр. detail - подробность, мелочь) - выразительная подробность в произведении, несущая значительную смысловую и идейно-эмоциональную нагрузку».1 С течением времени уточнялось само понятие, предпринимались попытки классификации деталей. Наиболее спорным остается вопрос о разграничении детали и подробности в художественном произведении. Данная научная проблема исследовалась такими литературоведами, как Е.С. Добин, Р.Д. Цивин, л

М. Щеглов и др. Одна из последних работ в этой области - диссертация В.Г. Ко-четовой «Художественная деталь в прозе И.А. Гончарова: типы, функции, эволюция» (2002 г.), где представлена классификация деталей, рассмотрены функции портретной и вещной детали. Однако, несмотря на достаточное количество работ, проблема художественной детали далека от окончательного решения.

В данном исследовании мы опираемся на работы Р.Д. Цивина, который, с нашей точки зрения, наиболее полно и точно определяет специфику детали. Мы будем понимать под художественной деталью «специфическое средство обобщения, конкретность, подробность, которая несет в себе общее, она обязана по замыслу автора в сюжете превзойти, умножить самое себя. <.> деталь

1 Путнин Ф.В. Деталь художественная // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987.С. 90.

2 Абрамович А. Художественная деталь и образ // Новая Сибирь. Иркутск, 1955. Кн. 32. Антонов С.П. Деталь и подробность // Антонов С.П. Я читаю рассказ. М., 1973. Добин Е.С. Искусство детали. Л., 1975. Подольский Б. О деталях - детальнее. // Совет. Украина. 1955. №1. Цивин Р.Д. Художественная деталь и ее идейно-эстетические функции в литературном произведении (Современный русский рассказ: С. Антонов, Ю. Нагибин, Ю. Казаков). Автореф. дис. . канд. фил. наук. Киев, 1970. Щеглов М. Верность деталей //Новый мир. 1957. №1. это оформленное обобщение, более высокая ступень типизации».1 Необходимо добавить, что к художественной детали «относят преимущественно предметные подробности в широком понимании: подробности быта, портрета, пейзажа, интерьера, а также жеста, субъективной реакции, действия и речи (так называемая речевая характеристика)». Итак, одна из возможных разновидностей детали связана с портретом.

В большинстве литературных произведений автор дает портреты своих героев. Это особенно характерно для романа. Портрет может быть и сжатым, и достаточно развернутым, статичным и динамичным, разбитым, групповым, о бывают портреты-впечатления и портреты-реплики. Изображая того или иного героя, автор, как правило, стремится передать его внешний облик: лицо, одежду, манеру держаться. Безусловно, все эти особенности отвечают возрасту, социальному статусу человека, его внутреннему миру, складу его характера. Однако наряду с другими видами художественного описания (такими, как пейзаж и интерьер) портрет литературного героя «неразрывно связан не только с содержанием его личности, но и с художественным строем произведения, особенностями авторского видения действительности».4 Портрет не только вписывает героя в «предметно-пространственный мир произведения»5, но и зачастую передает авторское отношение к нему. Таким образом, портрет играет важную роль для «создания» персонажей. Характерные черты внешности (лицо, глаза, жесты, манера говорить, держаться, что-либо делать, одеваться), даже если они лишь эскизно набросаны автором, позволяют читателю представить конкретного человека с его привычками, психологическими особенностями, помогают узнать социальный статус и иногда проясняют судьбу героя и логику его поведения. Л.И. Кричевская в своей работе

1 Цивин Р.Д. Указ. соч. С. 6.

2 Путнин Ф.В. Указ. соч. С. 90. о

См. подробнее: Кричевская Л.И. Портрет героя. М., 1994.

4 Кричевская Л.И. Указ. соч. С. 5.

5 Там же. С. 7.

Портрет героя» справедливо выделяет задачи, которые выполняет портрет в произведении:

1. вызвать у читателя «зрительное представление о герое»1, то есть пластически изображать, рисовать героя;

2. «выявить через внешность человека психологическое содержание личности, внутреннюю жизнь человеческой души»2.

Портрет выполняет эти функции в любом художественном произведении, однако не следует забывать и о такой важной особенности: портрет в определенной степени отражает авторскую концепцию, следовательно, представляет читателю не только героя, но и его создателя.

Безусловно, многое при описании внешнего облика героя зависит от таланта писателя, ибо «мастерски написанный портрет расскажет нам о человеке очень многое».3 Однако не следует думать, что портрет - это описание только внешности (лица, фигуры) персонажа. К портрету относится и костюм. Подтверждение этому мы найдем, обратившись к литературному энциклопедическому словарю: «портрет в литературе - изображение внешности героя (черт лица, фигуры, позы, мимики, жеста, одежды) как одно из средств его характеристики».4 Подобное определение позволяет говорить о трех составляющих портрета: о физиологических данных героя (черты лица, фигура), о психологических особенностях (поведение, поза, мимика, жесты) и, наконец, об одежде, а точнее, о костюме.

Существует широкое и узкое понимание этого термина. В узком смысле костюм - «комплект из нескольких предметов одежды, в который в мужской моде обязательно входят брюки, а в женской - юбка»5 (с последней четверти XX века для женского костюма тоже характерны брюки). Такое толкование

1 Кричевская Л.И. Указ. соч. С. 8.

3 Там же. С. 6.

4 Портрет // Литературный энциклопедический словарь. М., 1987. С. 289.

5 Терешкович Т.А. Словарь моды. Минск, 2000. С. 118. появилось в конце XVIII-начале XIX века. В широком смысле искусствоведы понимают под костюмом различные виды покровов человеческого тела (белье, платье, чулочно-носочные изделия, обувь, головные уборы) со всеми особенностями покроя, цвета и рода материи, связанные единством назначения и использования, дополненные аксессуарами, прической, манерой носить усы и бороду, гримом. Костюм отражает весь склад умственной и духовной жизни каждого народа в любой период его исторического развития.

В художественном произведении одежда может стать одним из самых ярких способов характеристики героя. Даже если мы обратимся только к костюмной составляющей портрета, то сможет понять, что носили люди в эпоху, изображенную автором, и о какой стране идет речь. В произведениях литературы XIX века читатель по одежде определяет и социальное положение персонажа (достаточно вспомнить роман Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»), Итак, костюмный пласт произведения неоднозначен, ибо костюм служит средством характеристики не только героя, но и эпохи, отношений между людьми, зависит от этикета и одновременно определяет манеру поведения (ср. «по одежке встречают»), а также сообщает нечто и о самом авторе произведения (интересы, познания и др.).

Создавая портрет героя, писатель, безусловно, должен учитывать «великолепную выразительную силу одежды»1 и всегда стараться, чтобы в произведении не было нейтральных подробностей костюма. Исследователь Б.Е. Галанов в своей работе «Живопись словом» отмечает, что костюм человека - важная деталь портрета: «на портрете ему [костюму - Е.А.] может быть отведена большая или меньшая роль. Но если художник собирается сделать костюм средством характеристики, тут уж, извините, нельзя допускать ни случайностей, ни произвола».2

1 Галанов Б.Е. Живопись словом: Портрет. Пейзаж. Вещь. М., 1974. С. 61.

2 Там же. С. 59.

Литература знает множество примеров талантливого использования костюма. Иногда одежда приобретает символическое значение как, например, в повести Н.В. Гоголя «Шинель». Мечта о пошиве шинели становится для Акакия Акакиевича Башмачкина смыслом существования, а когда новую шинель крадут, исчезает и смысл жизни, что приводит к смерти чиновника.

Человек зачастую «наделяет» одежду своими чертами, то есть внутренняя сущность героя находит отражение в его костюме. Таков, например, фрак Собакевича, подчеркивающий сходство помещика с медведем: «фрак на нем был совершенно медвежьего цвета».1 Создавая образ героя, автор может выдвинуть костюмную характеристику на первый план в портрете. Такой прием использован Л.Н. Толстым в романе «Война мир» при изображении князя Ку-рагина. Читатель впервые видит Василия Курагина в салоне Анны Павловны Шерер: «. отвечал <.> вошедший князь, в придворном, шитом мундире, в чулках, башмаках, и звездах, с светлым выражением плоского лица». Описание строится таким образом, что перед нами сначала появляются титул и костюм, а потом уже лицо, то есть собственно сам человек. Это становится принципиально важным для понимания образа: князь Василий - это прежде всего его социальное положение, которое подчеркнуто костюмом, а уже потом просто человек.

Иногда случается так, что хозяин и костюм меняются ролями. И тогда костюм оказывается настолько «значительнее» своего владельца, что человек просто становится ненужным. Так происходит в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита». Бухгалтер Варьете, приехав в Зрелищную комиссию и пройдя в кабинет председателя Прохора Петровича, застает такую картину: «За огромным письменным столом с массивной чернильницей сидел пустой костюм и не обмакнутым в чернила сухим пером водил по бумаге. Костюм был при галстуке, из кармашка костюма торчало самопишущее перо, но над воротни

1 Гоголь Н.В. Мертвые души // Гоголь Н.В. Собр. соч. В б-ти тт. М., 1953. Т. 5. С. 97.

Толстой Л.Н. Война и мир // Толстой Л.Н. Собр. соч. В 14-ти тт. М., 1951. Т. 4. С. 6. ком не было ни шеи, ни головы, равно как из манжет не выглядывали кисти рук. Костюм был погружен в работу и совершенно не замечал той кутерьмы, что царила кругом».1 Костюм вполне справляется с «работой» своего хозяина, что превосходно характеризует ту пустую деятельность, которой занимается Прохор Петрович.

Костюм в произведении бывает настолько выразительным, что может «предать и выручить, разбить сердца влюбленных, подсечь карьеру человека» , или, напротив, помочь ему подняться по служебной лестнице, или сыграть особую роль в развитии любовной коллизии. Можно привести в пример шинель Грушницкого, которая привлекла внимание княжны Мери и стала основой для романтических фантазий девушки по поводу судьбы героя; или о очки, которые «погубили карьеру князя» Валериана Голицына в романе Д.С. Мережковского «Александр I». Спасительным становится заячий тулупчик, подаренный Петром Гриневым «вожатому», оказавшемуся впоследствии Емельяном Пугачевым.

Прослеживается прямое соответствие между характером и костюмом в повести А.П. Чехова «В овраге»: на Аксинье новое светло-зеленое платье с желтой грудью и зеленым шлейфом, при этом автор пишет, что «в этих немигающих глазах, и в маленькой голове на длинной шее, и в ее стройности было что-то змеиное».4 Именно платье пластически зримо оформляет ощущение чего-то змеиного: шлейф подобен хвосту, а зеленый и желтый цвета напоминают окрас змеи. Интересно, что и в рассказе «Дама с собачкой» А.П. Чехов отсылает читателя к образу змеи через костюмную деталь. Говоря о разных женщинах в жизни Гурова, писатель отмечает: «. и это были не первой молодости, капризные, не рассуждающие, властные, не умные женщины, и когда Гуров охладевал к ним, то красота их возбуждала в нем ненависть и кружева на их бе

1 Булгаков М.А. Мастер и Маргарита // Булгаков М.А. Собр. соч. В 5-ти тт. М., 1990. Т. 5. С. 184.

2 Галанов Б.Е. Указ. соч. С. 60-61.

3 Мережковский Д.С. Александр I // Мережковский Д.С. Собр. соч. В 4-х тт. М., 1990. Т. 3. С. 91.

4 Чехов А.П. В овраге // Чехов А.П. Собр. соч. В 12-ти тт. М., 1985. Т. 9. С.353. лье казались ему тогда похожими на чешую».1 Оригинальное сравнение кружев с чешуей завершает характеристику определенного типа женщин из прошлого Гурова и становится фокусом всех особенностей этих дам, выделяя трансформацию женственного, любовно-эротического начала (кружева на белье) в животное (чешуя), которое ранее намечается мелькающим на лицах хищным выражением.

А.П. Чехову, которого с полным правом называют мастером художественной детали, принадлежит высказывание: «Для того чтобы подчеркнуть бедность просительницы, не нужно тратить много слов, не нужно говорить о ее жалком несчастном виде, а следует только вскользь сказать, что она была в о рыжей тальме». Г.Флобер писал, что «будь он профессором Французского колледжа, он прочитал бы лекцию по интереснейшему вопросу - о сравнительном описании башмаков в литературе, где взялся бы доказать, что башмак, даже простой башмак и тот заключает в себе целый мир». Эти слова двух писателей - русского и французского - в полной мере подтверждают то, что костюм играет в произведении весьма важную роль.

Немецкие исследователи костюма Вольфганг Брун и Макс Тильке придают одежде огромное значение: «.она в гораздо большей степени, чем остальное вещественное окружение людей (дом, квартира, мебель, предметы обихода), представляет собой непосредственный символ их индивидуального существования, существования определенной группы, целой нации или целой эпохи».4 Нельзя не согласиться с их утверждением, что одежда - «вовсе не оболочка, внешний признак или случайное, несущественное добавление».5

1 Чехов А.П. Дама с собачкой // Чехов А.П. Собр. соч. В 12-ти тт. М„ 1985. Т. 9. С. 324.

Лазарев-Грузинский А.С. Воспоминания // Чехов А.П. в воспоминаниях современников. М., 1955. С. 122.

3 Галанов Б.Е. Указ. соч. С. 289.

4 Брун В., Тильке М. История костюма. М., 1996. С.6.

Театровед Ф. Коммиссаржевский в своей книге «История костюма» тоже указывает на высокую роль костюма в жизни людей. Безусловно, и религия, и искусство, и философские учения влияют на людскую внешность, а по ней мы «всегда можем создать себе представление об этих культурных двигателях в известную эпоху».1 Справедливо утверждение Ф. Коммиссаржевского, что «костюмы королей и выдающихся исторических лиц характеризуют нередко целую историческую эпоху».2 Он подчеркивает, что одежда всякого человека своим «модным» видом дает характеристику известному периоду, а своими деталями, индивидуальными мелкими подробностями, манерой носить ее определяет характер, вкусы, умственную и духовную жизнь носящего ее человека.

Искусствовед P.M. Кирсанова в книге «Розовая ксандрейка и драдедамо-вый платок» обращается к проблеме костюма как вещи и образа в русской литературе XIX века. Она обнаружила, что костюм использовался в произведениях в следующих функциях:

1. Как важная художественная деталь и стилистический прием;

3. Как средство связи литературного произведения с внетекстовым миром, со всеми проблемами культурной и литературной жизни того времени.

P.M. Кирсанова отмечает такое важное преимущество костюма, как возможность широко и мгновенно реагировать на все происходящие события. Например, едва дошли до России сведения об освободительной борьбе в Латинской Америке начала XIX века, как «в больших и малых городах страны появились люди, носящие шляпы боливар или морильо, выражая тем самым свои политические симпатии». P.M. Кирсанова полагает, что литературоведы, обратившись к такой художественной детали, как костюм, могут «решить для се

1 Коммиссаржевский Ф.Ф. История костюма. Минск, 1999. С. 7.

3 Кирсанова P.M. Розовая ксандрейка и драдедамовый платок: костюм - вещь и образ в русской литературе XIX века. М., 1989. С. 9. бя, в частности, вопросы, связанные с историей создания литературного произведения»1.

Итак, нетрудно убедиться, что читатель, незнакомый с особенностями костюма той или иной эпохи, не сможет воспринять художественное произведение во всей его полноте, не сможет оценить мастерство авторов в создании образов. К сожалению, изучению истории костюма совсем не уделяется внимание в школе, и поэтому многие выразительные детали художественного произведения проходят мимо читателя. Литературоведы, занимающиеся исследованием портретов в произведениях, редко отводят значительное место одежде героев (за исключением ярких характеризующих деталей). Можно отметить, пожалуй, только две значительные литературоведческие монографии по портрету, в которых уделяется внимание и костюмной составляющей - это уже упомянутые книги Б.Е. Галанова и Л.И. Кричевской.

На наш взгляд, особый интерес представляют костюмы в исторических романах. Дело в том, что в произведениях этого жанра автору приходится воспроизводить особенности быта уже прошедшей эпохи, а значит, все детали преломляются через призму авторского восприятия этой эпохи2 и, что самое важное, зависят от степени осведомленности писателя об определенном историческом периоде. К сожалению, исследователи исторических романов практически не уделяют внимания костюму. В основном костюм лишь скромно упоминается как деталь портрета. А.И. Пауткин в книге «Советский исторический роман» восхищается А.Чапыгиным как мастером словесной исторической живописи. Отмечая «богатство описаний, необыкновенно наполненных подробностями быта» , исследователь пишет: «Беглое представление о том [о мас

1 Кирсанова P.M. Указ. соч. С. 13.

Ср. с замечанием А.Н. Толстого: «Исторический роман не пишется объективно. Каждый художник, обращая свой взгляд в прошлое, берет и находит в нем лишь то, что его волнует, при помощи чего он может лучше понять свое время» (Толстой А.Н. Полн. собр. соч. М., 1951. Т. 13. С. 593). о

Пауткин А.И. Советский исторический роман. М., 1970. С. 10. терстве А. Чапыгина - Е.А.] дадут детали разинского портрета, каких много.»1. В подтверждение своей мысли А.И. Пауткин приводит цитаты из романа А. Чапыгина «Разин Степан», в которых представлены главным образом костюмные характеристики героя. Исследователь останавливается и на одежде персидской княжны, но и в том, и в другом случаях А.И. Пауткин отмечает игру света, сочность красок, переливы цветов в авторской палитре и совершенно не уделяет внимание костюму как таковому.

Одним из наиболее полных и интересных исследований в области исторического романа является книга С.М. Петрова «Русский советский исторический роман». Профессор Петров рассматривает лучшие исторические произведения с 20-х до 70-х годов XX века. Нельзя не согласиться с его замечанием о том, что «использование этнографического и бытового материала в историческом романе необходимо, в том числе особенностей одежды, бытовой обета-новки и т.п.» . Однако исследователь, подробно останавливаясь на проблематике и художественных особенностях, почти ничего не сообщает о той непосредственной роли, которую играет костюм в произведениях. Как и в работе А.И. Пауткина, здесь есть лишь общие замечания о сочетании цветов в портретных описаниях, об удачном воспроизведении старины во всем, в том числе и в одежде, о красочности наряда героя и т.п.

Проблема костюма тесно связана с проблемой так называемой «исторической истины» в исторической прозе. В литературоведении вопрос о соотношении вымысла и документа в историческом романе остается открытым. С.М. Петров пишет по этому поводу: «И как бы тщательно ни изучались соответствующие материалы и документы, при художественной их обработке он [писатель - Е.А.] может допустить ошибки в понимании им эпохи, в своих о представлениях о ее людях, нравах». Все это справедливо и в отношении кос

1 Пауткин А.И. Указ. соч. С. 10. 2

Петров С.М. Русский советский исторический роман. М., 1980. С. 405.

3 Там же. С. 400. тюма, способствующего воссозданию пластического образа прошлого. С одной стороны, избегая детальных описаний одежды, автор облегчает себе работу и оберегает себя от случайных исторических недочетов, но при этом, с другой стороны, он лишает читателя возможности более полно представить описываемую эпоху. В свою очередь обилие деталей при описании костюма чревато рядом последствий. Излишнее увлечение подробностями, терминологией требует, с одной стороны, виртуозного владения информацией из истории моды как от писателя, так и от читателя, но с другой - восприятие произведения оказывается затруднено специализированными словами, и это неизбежно ведет к спаду интереса рядового читателя. Безусловно, мастерское использование костюмной детали в историческом романе становится особенно важным. Не секрет, что наше восприятие того или иного исторического периода во многом связано с живописью или скульптурой, а следовательно, и с костюмом. Таким образом, нетрудно убедиться, что костюм, являясь составляющей портрета, может стать в произведении весьма значимой деталью, особенно в исторической прозе, где наиболее полно раскрывает свои потенциальные возможности.

Для того чтобы исследовать, как работает костюмная деталь в историческом романе, необходимо установить ее основные функции. На наш взгляд, формулировки, предложенные искусствоведом P.M. Кирсановой, нуждаются в уточнении, так как сама правомерность выделения трех функций костюма вызывает сомнение. Например, являясь художественной деталью, костюм вполне может выражать авторское отношение к действительности и тем самым осуществлять связь с внетекстовым миром. Таким образом, первая из выделенных P.M. Кирсановой функций оказывается достаточно широкой в смысловом отношении и включает две другие. В данном исследовании, рассматривая костюм, мы стремимся выявить его функции именно как художественной детали в исторической прозе. В работе В.Г. Кочеровой выделены две группы деталей: «описательные» и «психологические». С помощью первых «создается внешний облик персонажа и изображается окружающий его мир».1 Вторые «направлены на отображение внутреннего мира персонажа, его мыслей, чувств и характера в целом». Однако мы полагаем, что в случае с костюмной деталью подобное четкое деление достаточно трудно осуществить, так как костюм одновременно создает внешний облик и психологически характеризует героя, при этом костюм в историческом романе еще и указывает на эпоху и служит отражением авторского восприятия определенного периода. Учитывая все вышеизложенное и опираясь на позил цию Б.Е. Галанова, на выделенные в диссертации В.Г. Кочеровой функции портретов, а также обратившись к символическим ролям костюма в культуре4, мы можем определить основные функции костюмной детали в историческом романе:

1. средство создания колорита исторической эпохи (или «колорита страны и века»5, по определению В.Г. Белинского);

2. один из способов характеристики персонажей;

3. средство организации смысловых пластов произведения, или средство организации мира героев и их самоопределения в нем;

Если в историческом романе есть описание костюма, то, скорее всего, все эти функции будут реализованы, хотя может доминировать какая-то одна. Не

1 Кочетова В.Г. Художественная деталь в прозе И.А. Гончарова: типы, функции, эволюция. Дис. . канд. фил. наук. М., 2002. С. 9.

3 Б.Е. Галанов писал: «Костюм человека в исторических романах, отнюдь не нарушая правду истории, становится выставкой общественного положения своего владельца и средством индивидуальной характеристики тоже» (Указ. соч. С. 294).

4 Быстрова Я.В. Символические функции костюма в культуре. Дис. . канд. философ, наук. Вел. Новгород, 2003.

5 Белинский В.Г. Разделение поэзии на роды и виды // Белинский В.Г. Поли. собр. соч. В 13-ти гг. М., 1954. Т. 5. С.41. оспоримым условием реализации первой функции являются точные и четкие представления о костюме эпохи как у писателя, так и у читателя. Любая неточность подорвет доверие к историческому произведению в целом. С другой стороны, именно костюмные детали могут обострить внимание читателя и повысить интерес к изображаемой эпохе. В романах (не исторических) художник чаще всего изображает костюмы того века, в котором он живет, то есть использует привычную для него одежду для характеристики героев. Иначе дело обстоит с историческими романами, так как писатель и «исторический» костюм разделены значительным временным отрезком, однако это не исключает применения костюма как одного из средств психологического анализа. Эта довольно типичная функция выделена нами как вторая. Третья функция весьма специфическая, и, возможно, она будет проявляться не в каждом произведении, хотя в любом случае костюмный пласт так или иначе организует мир героев. Авторская концепция истории и черты индивидуального стиля находят отражение на всех уровнях произведения, не исключая и костюмный пласт. Это обуславливает выделение четвертой функции, определяющей возможность выхода на стилевое своеобразие и подход писателя к историческим событиям и личностям через анализ костюмных деталей.

Цель данной работы может быть сформулирована следующим образом: исследовать полифункциональность костюмной детали в исторической прозе XX века. В рамках обозначенной цели выделяется ряд задач:

1. Определить функции костюмной детали в историческом романе и проследить их взаимосвязи;

2. Определить роль и своеобразие костюма в модернистском историческом романе начала XX века;

3. Выявить особенности использования костюмной детали в реалистических исторических романах 30-40-х годов XX века;

4. Провести сравнительный анализ роли костюма в реалистических исторических романах второй половины XX века при различном авторском подходе к историческому материалу;

5. Выявить костюмное «решение» исторического романа конца XX века и его взаимосвязь с усилением субъективного начала в исследуемом жанре;

6. Установить зависимость костюмной детали от индивидуального стиля писателя и концепции истории в его творчестве;

7. Проследить особенности роли костюма в историческом романе на протяжении XX века, выявить сходства и различия его функционирования в начале, второй половине и конце XX века.

Материалом исследования послужили исторические романы Д.С. Мережковского «Антихрист. Петр и Алексей» и «Александр I», А.Н. Толстого «Петр Первый», В.Я. Шишкова «Емельян Пугачев», Д.М. Балашова «Ветер времени», B.C. Пикуля «Слово и дело» и Д.А. Гранина «Вечера с Петром Великим». Выбор произведений обусловлен различными подходами писателей к историческому материалу. В каждом из трех представленных периодов был рассмотрен роман о петровской эпохе, что позволило проследить сходства и различия в рамках одной темы. Однако характерной особенностью времени правления Петра I было существование нескольких «миров», или сфер жизни, что неизбежно отражается на костюмном пласте произведения. В связи с этим, чтобы избежать возможной однозначности оценок, мы остановились и на романах, рисующих другие эпохи.

В данной работе мы постараемся показать, что костюмная деталь в исторической прозе полифункциональна. Следует отметить, что этот аспект является практически неисследованным. Существующие труды по истории моды, одежды написаны искусствоведами. В последнее время появились многочисленные энциклопедии и справочники по истории моды1, но, к сожалению, мало достаточно подробных и точных изданий, где можно получить исчерпывающую информацию об изменениях названия, формы той или иной детали костюма. Иногда имеющиеся источники предлагают весьма противоречивые или спорные сведения. При этом мы не можем указать каких-либо литературоведческих работ, посвященных разработке данной темы. Таким образом, внимание к костюму в историческом романе необходимо, во-первых, из-за той значительной роли, которую играла и продолжает играть одежда в жизни людей и в культуре нации в целом, во-вторых, из-за невозможности представить нравы и быт прошлых веков, минуя описание костюма, и, в-третьих, из-за необходимости литературоведческого подхода к костюму как особому средству характеристики героя и авторской оценки.

Актуальность данного исследования состоит в том, что в настоящее время назрела потребность в целостном научном анализе костюма и его функций в исторической прозе XX века. Это позволит расширить и углубить представление о творческой индивидуальности авторов исторических романов (Д.С. Мережковский, А.Н. Толстой, В.Я. Шишков, Д.С. Балашов, B.C. Пикуль, Д. А. Гранин).

Научная новизна исследования заключается в том, что в диссертации впервые осуществляется системный анализ роли костюма в исторической прозе XX века; особенности функционирования костюмной детали впервые исследуются с возможной и необходимой полнотой.

Методологической и теоретической основой работы послужили труды М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана, И.А. Ильина, Б.Е. Галанова, Е.С. Добина, P.M. Кирсановой, Л.И. Кричевской, А.И. Пауткина, С.М. Петрова, Р.Д. Цивина и др.

1 Блейз А. История в костюмах. М., 2002. История костюма, составленная Наталией Будур. М., 2002. Коммиссаржевский Ф.Ф. История костюма. Минск, 1999. Современная энциклопедия Аванта+. Мода и стиль. М., 2002. Терешкович Т.А. Словарь моды. Минск, 2000. Хэ-рольд Р. Костюмы народов мира. Иллюстрированная энциклопедия. М., 2002 и др.

Данная работа является литературоведческим исследованием, в котором применяются историко-генетический, сравнительно-типологический и системный методы анализа художественных текстов.

Теоретическое значение данной работы в том, что предлагаемая концепция способствует дальнейшей разработке и более глубокому осмыслению теории художественной детали, а также позволяет скорректировать существующие взгляды на значимость костюма в художественном произведении.

Практическая значимость диссертации заключается в том, что ее положения и результаты могут быть использованы в основных вузовских курсах, а также спецкурсах и спецсеминарах по истории русской литературы XX века.

Основные положения диссертации апробированы на международных, межрегиональных и межвузовских научных конференциях: «Творчество А.А. Ахматовой и Н.С. Гумилева в контексте русской поэзии XX века» (Тверь, 2004); XVIII Тверская конференция ученых-филологов и школьных учителей «Актуальные проблемы филологии в вузе и школе» (Тверь, 2004); «Чеховские чтения в Твери» (Тверь, 2004); «Межкультурная коммуникация в современном славянском мире» (Тверь, 2005); «Жанрово-стилевые проблемы в русской литературе XX века» (Тверь, 2006).

Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, списка использованной литературы, включающего 227 наименований, и приложения «Словарь деталей костюма и тканей». Объем работы - 185 страниц. В основе данной работы лежат хронологический и типологический принципы: исследование начинается романами начала XX века, затем следуют романы 30-40-х годов XX века и, наконец, произведения второй половины XX века.

Заключение диссертации по теме "Русская литература", Абрамова, Екатерина Игоревна

Заключение.

В культуре любой нации костюм играет важнейшую роль. Одежда и аксессуары дают людям огромное количество информации, несут память прошлого, определяют место человека в мире с социально-культурной точки зрения. В связи с этим в литературе костюм не может рассматриваться как некая заурядная подробность в рамках портрета. Костюм, являясь составляющей портрета, может стать в художественном произведении весьма значимой деталью. Данный аспект является практически неисследованным в литературоведении. Именно поэтому мы сочли необходимым обратиться к изучению роли костюмной детали в художественном произведении.

Целью данной работы было исследование функционирования костюмной детали в исторической прозе XX века. Можно утверждать, что в каждом литературном произведении, где есть описание одежды героев, происходит активизация разных функций костюма. Костюмная деталь встречается не только в историческом романе, однако именно в нем костюмная деталь способна наиболее полно раскрыть свои потенциальные возможности. Перед писателем стоит задача с помощью вещных деталей не только подключить читательское воображение к области создания образов героев произведения, но и достоверно, а вместе с тем доступно изобразить эпоху, демонстрируя при этом свое понимание исторических событий и свой взгляд на исторические личности.

Нами были сформулированы четыре основные функции костюма в историческом романе: костюм как способ характеристики персонажей; как средство создания колорита эпохи; как средство организации смысловых пластов произведения (или как средство организации мира героев и их самоопределения в нем) и как способ отражения черт индивидуального стиля и концепции истории в понимании автора. Потенциально в историческом романе могут реализо-вываться все эти функции, но чаще одна или две преобладают, их мы определили как доминирующие.

В данной работе мы обратились к романам Д.С. Мережковского «Антихрист. Петр и Алексей» и «Александр I», А.Н. Толстого «Петр Первый», В.Я. Шишкова «Емельян Пугачев», Д.М. Балашова «Ветер времени», В. Пикуля «Слово и дело» и Д. Гранина «Вечера с Петром Великим», представляющим различные этапы развития исторической романистики XX века (начало, 30-40-е годы, вторая половина и конец столетия) и демонстрирующим разные подходы писателей к историческому материалу. Безусловно, при исследовании костюмных деталей в данных романах были обнаружены общие черты: в каждом из рассматриваемых нами произведений костюмные характеристики углубляют образы главных героев, способствуют их неоднозначной трактовке, маркируют социальное положение персонажей, помогают читателю представить эпоху, становятся основой для моделирования миров, в которых существуют герои.

Чтобы реализовать поставленные задачи, мы расположили исследуемые произведения в хронологическом порядке, учитывая и индивидуальные особенности автора. Первая глава посвящена изучению роли костюма в модернистском историческом романе начала XX века («Антихрист. Петр и Алексей» и «Александр I» Д.С.Мережковского), вторая - в традиционно реалистических романах 30-40-х годов XX века («Петр Первый» А.Н. Толстого и «Емельян Пугачев» В.Я. Шишкова), третья - в романе второй половины XX века с акцентом на концепцию истории писателей («Ветер времени» Д.М. Балашова, «Слово и дело» B.C. Пикуля и «Вечера с Петром Великим» Д. Гранина).

В первой главе мы обратились к функционированию костюмной детали в модернистском историческом романе и рассмотрели два произведения яркого представителя символизма - Д.С. Мережковского. Исследованные в рамках выбранного аспекта романы «Антихрист. Петр и Алексей» и «Александр I» позволяют говорить о довольно интересном использовании одежды и аксессуаров. Изображение костюма в романах в полной мере отвечает модернистскому направлению творчества Д.С.Мережковского: часто костюмная деталь приобретает символическое значение. Перерастание костюмной детали в символ принципиально важное отличие произведений Мережковского от исторической прозы XIX века. Однако следует отметить большую символичность костюма в романе «Антихрист. Петр и Алексей» (1905 г.) по сравнению с «Александром I» (1911 г.). Это может быть обусловлено как сменой исторического материала (петровская эпоха более противоречива), так и некоторым отходом писателя от мистически инфернального начала во второй трилогии.

Другая важная особенность определяется взаимосвязью костюмного пласта произведения со своеобразием авторской концепции истории. Для Д.С. Мережковского исторические события интересны с точки зрения их соотнесенности с современностью: писатель всматривается в историю, чтобы найти ответы на насущные проблемы тревожного времени рубежа эпох. Мережковский субъективно походит к прошлому, создавая свою мифологизированную модель мира исторической эпохи, поэтому его произведения чаще называют историософскими романами. Костюм полностью подчинен общему строю произведения. В обоих романах доминирующей функцией костюмной детали становится третья из выделенных нами: одежда выступает как особое средство организации мира героев. В романе «Антихрист. Петр и Алексей» костюм является одной из смысловых доминант, благодаря которой формируется «потешный» мир Петра, зловещий и враждебный по отношению к Алексею. Костюм становится пластическим оформлением трагического маскарада, которому подчинены все герои и события. В романе «Александр I» костюм несколько иначе организует мир героев: возникают две модели, сформированные по различным принципам работы костюмной детали. Мир Александра и его окружения подчинен стихии прошлого, и это внутренний смысл получает материальное воплощение благодаря костюмной детали. Для мира заговорщиков характерно нарочитое подчеркивание (при помощи костюмной детали) различий членов тайного общества, объединенных идеей. Исторически обусловленное противостояние императора и заговорщиков переводится писателем в символический план, который создается в том числе и за счет костюмной детали, приобретающей символическое значение.

Безусловно, костюм в романах способствует созданию колорита эпохи (например, автор отмечает модные тенденции того или иного периода), хотя иногда при использовании костюмных деталей автор допускает неточности, которые обусловлены в значительной степени стремлением автора передать не историческую реалию, а некое собственное ощущение и восприятие. В романах костюмная деталь превосходно используется и для характеристики персонажей, создавая емкие в психологическом отношении портреты, способствуя неоднозначной трактовке образов центральных героев. Тем не менее, в историческом романе модернистского типа особое значение приобретает костюмная деталь, способствующая организации смысловых пластов произведения.

Во второй главе, рассматривая костюм в реалистическом историческом романе 30-40-х годов, мы обратились к произведениям «Петр Первый» А. Толстого и «Емельян Пугачев» В.Я. Шишкова. Оба писателя активно используют возможности костюмной детали, создающей колорит эпохи, а также способствующей раскрытию внутреннего мира героев. Интересно, что в обоих романах особое значение приобретает мотив переодевания, но у Шишкова он охватывает все повествование, а у Толстого возникает в переломные моменты, когда активизируется борьба за власть. Костюмные детали в подобных ситуациях используются одинаково: одежда - это маска, которая необходима для решения различных политических задач. Принципиальное отличие романа «Емельян Пугачев» состоит в том, что переодевание приобретает характерные черты маскарада, который господствует в период правления Петра III, во время переворота Екатерины и восстания Пугачева, и это в определенной степени связывает повествование Шишкова с традициями «серебряного века». Однако, в отличие от трагичной и всепроникающей карнавальности в произведении Мережковского, «маскарад с переодеванием» в романе «Емельян Пугачев» исторически достоверен и реалистически обусловлен.

Итак, костюмная деталь в романе А. Толстого «Петр Первый» часто выступает как одно из основных средств психологического анализа героя, следовательно, доминантной становится вторая функция - костюм как способ характеристики персонажей, а в романе В. Шишкова «Емельян Пугачев» на первый план выходит костюмная деталь, способствующая организации смысловых пластов произведения (третья функция).

В третьей главе мы остановились на примерах использования костюмной детали в романах Д. Балашова, В. Пикуля и Д. Гранина, представляющих историческую прозу второй половины XX века. При сопоставлении использования костюма в романах Д. Балашова «Ветер времени» и В. Пикуля «Слово и дело» больше внимания было уделено произведению Д. Балашова. Это связано со сложностью восприятия современным читателем одежды XIV века в силу большой временной отдаленности от настоящего и почти полного отсутствия средств наглядности. Кроме того, костюмный пласт в романе Д. Балашова является осложненным, во-первых, из-за увлеченности автора детализацией, а во-вторых, из-за особенностей самого сюжета: действие разворачивается на территории нескольких государств (Русь, Византия, Великое княжество литовское, Орда), что невольно формирует многообразие костюмов. В романе Д. Балашова преобладает использование костюма как средства создания колорита эпохи, а в произведении В.Пикуля - как способа характеристики персонажей. Однако в романе «Ветер времени» есть и еще одна существенная особенность использования костюма: описание одежды формирует национальное пространство романа, маркируя взаимовлияние наций друг на друга и взаимные контакты народов. Таким образом, в романе «Ветер времени» реализуется и четвертая функция: костюмная деталь способствует раскрытию авторской концепции истории и отражает индивидуальный стиль писателя. Безусловно, описание одежды в произведении Пикуля по-своему организует повествование. Например, четко выделяется костюмная группа, связанная с образами иностранцев, ищущих легкой наживы при дворе императрицы, и оформленная включением звериного начала в костюмные характеристики. Однако для произведения Пикуля третья функция не является основной.

Костюмное решение романа конца XX века представляется достаточно интересным. В произведении Д. Гранина реализуются все функции костюма, однако явно выделяется использование костюма как средства характеристики персонажей. Костюм также способствует формированию двух миров - будничного и шутейного, существование которых обусловлено особенностями петровской эпохи. К сожалению, мы вынуждены отметить невнимательность писателя по отношению ко времени появления и бытования ряда терминов. На наш взгляд, это связано с несколько поверхностным подходом автора к историческому материалу, так как задача Гранина не столько воссоздать эпоху, сколько представить свое видение прошлого. В этом смысле писатель конца XX века сближается с историческим романистом начала столетия: для обоих характерен субъективный подход к истории, но принципиальное различие заключается в расстановке приоритетов. Для Д. Гранина, который в духе современности в большей степени ориентирован на запад, реформы Петра наполнены положительным смыслом и играют важнейшую роль для развития государства. Д.С. Мережковский воспринимает европеизацию Руси как проявление антихристианского начала, несущего трагические последствия для страны.

На основании проведенных исследований можно сделать следующие общие выводы:

2. Подход к описанию костюма (обилие терминов или их отсутствие, внимание только к деталям или описание полного костюма) зависит от типа творчества, от индивидуальных особенностей стиля писателя, от задачи, которую автор ставит перед собой;

3. В ходе исследования было установлено, что в каждом из рассматриваемых романов реализуются все основные функции, но одна из них становится доминантной. Так, например, в романе Д. Балашова «Ветер времени» доминирует создание колорита эпохи, а в романах А. Толстого «Петр Первый», В. Пикуля «Слово и дело», Д. Гранина «Вечера с Петром Великим» на первый план выдвигается костюм как способ характеристики героев. Костюм может являться одной из основ формирования разных миров или организовывать смысловые пласты романов. Так происходит в произведениях Д.С. Мережковского «Антихрист. Петр и Алексей» и «Александр I», в романах В.Я. Шишкова «Емельян Пугачев» и Д. Гранина «Вечера с Петром Великим».

4. Во всех романах о петровской эпохе в костюмном пласте произведения находит отражение сложная модель самого периода правления Петра. Различные миры, потешный и будничный, которые формируются в реалистических произведениях А. Толстого и Д. Гранина, в том числе и за счет пластической костюмной доминанты, обусловлены не субъективной авторской оценкой, а исторической данностью: они в полной мере отвечают своеобразию петровской эпохи. Принципиальное отличие модернистского исторического романа состоит в том, что в произведении Д. Мережковского создаваемая символичная модель «потешного» мира представляет собой мистификацию реальной петровской действительности и отражает авторскую позицию.

5. В исторических романах о петровской эпохе благодаря костюмной детали особенно ярко прослеживаются различия в трактовке исторических лиц и событий, то есть в авторских концепциях истории. В романе А. Толстого «Петр Первый» особенность восприятия иноземного платья боярином Буйносовым перекликается с аналогичным ощущением в романе Д. Мережковского «Антихрист. Петр и Алексей», но с принципиально важным отличием: в произведении А. Толстого чувство неприязни к иноземной одежде передано через противника новизны, поборника прежних порядков, косного боярина, что в полной мере отвечает идеологической трактовке противостояния царя и боярства, принятой в 30-е годы. В романе Мережковского ощущение костюма как орудия пытки принадлежит сыну Петра, потенциальному наследнику его дела - Алексею, отсюда и вся неоднозначность ситуации, возникающей в «Петре и Алексее». Принципиальное отличие произведений Д. Гранина и Д. Мережковского о Петре проявляется на уровне костюмной характеристики допетровской Руси и петровской России. Искусственное перенесение внешнего атрибута западной жизни - костюма - с полным невниманием к русской ментальности рассматривается Мережковским как негативное явление, приведшее в конечном итоге к полной бездуховности. В возникающем конфликте старого и нового писатель начала XX века отмечает некоторое преимущество московских царей. Платье, введенное Петром, способствует созданию особой атмосферы мистического карнавала, несущего печать мира Антихриста. В произведении Д. Гранина наблюдается иная картина: введение европейского костюма однозначно подается как положительное (причем получившее активную поддержку у последующих поколении), как некое благое приобретение для культуры нации невежественных дворян и купцов.

6. В романах Д. Мережковского, В. Шишкова, А. Толстого и Д. Гранина возникает тесно связанный с костюмом мотив маскарада. Проявляющиеся в произведениях различия в трактовке маскарадности обусловлены принадлежностью к разным типам творчества и индивидуальной манерой писателей. Если в романе Мережковского «Антихрист. Петр и Алексей», построенном на своеобразии модернистского гротеска, маскарад враждебен, то в произведении Гранина он возвращается к истокам народной смеховой культуры и обретает важнейшие ритуальные качества возрождения и обновления. Маскарадный костюм в пространстве гранинского романа сохраняет смысловую доминанту карнавала средневековья и ренессанса - праздничность. Исторически достоверный и реалистически обусловленный «маскарад с переодеванием» в романе В. Шишкова «Емельян Пугачев» и связанное с остротой политической борьбы переодевание в «Петре Первом» отличаются от инфернальной карнавальности в произведении Д. Мережковского.

7. Количество неточных или ошибочных употреблений терминов по истории костюма, учет времени появления того или иного вида и названия одежды также зависят от авторского подхода к материалу. Так в романе Д.С. Мережковского мы обнаружили несколько недочетов; Д.М. Балашов точен в употреблении терминов (однако в начале второй главы мы указали несколько сомнительных случаев - см. замечания о малахае и очелье). Балашов как знаток истории и фольклора достаточно серьезно подходит к описанию костюмов героев. B.C. Пикуль старается не употреблять трудных для читателя терминов (и тем самым стремится уберечь себя от ошибок), писатель использует широко употребительные слова: штаны (не выделяя каких-то особенностей этого элемента костюма), перчатки, чулки (указывая лишь цвет -оранжевый, фиолетовый). Однако В. Пикуль не избежал недочетов (см. замечание об эполетах). Больше всего неточностей мы обнаружили в романе Д. Гранина, к сожалению, автор не слишком аккуратно обращается с названиями и временем появления разных видов одежды. Нетрудно убедиться, что количество неточностей, недочетов и ошибок в употреблении терминов по истории одежды возросло к концу XX века, что связано с изменением жанровых особенностей самого исторического романа, а также с авторским подходом к истории.

При работе с отобранным материалом мы столкнулись с большим количеством терминов из области истории костюма и, чтобы не перегружать страницы многочисленными сносками, создали «Словарь деталей костюма, аксессуаров и тканей». Включение в работу подобного приложения показалось нам удобным и необходимым. Термины расположены в алфавитном порядке, что облегчает работу с материалом.

Полагаем, в данной работе нам удалось показать необыкновенно разнообразные возможности костюмной детали. Проведенное нами исследование наглядно демонстрирует перспективность изучения такого направления, как включение костюма в систему интерпретаций художественного произведения.

Список литературы диссертационного исследования кандидат филологических наук Абрамова, Екатерина Игоревна, 2006 год

1. Балашов Д.М. Ветер времени // Балашов Д.М. Собр. соч. В 6-ти тт. М., 1993. Т. 5.

2. Булгаков М.А. Мастер и Маргарита // Булгаков М.А. Собр. соч. В. 5-ти тт. М., 1990. Т. 5.

3. Гоголь Н.В. Мертвые души // Гоголь Н.В. Собр. соч. В 6-ти тт. М., 1953. Т. 5.

4. Гончаров И.А. Обломов // Гончаров И.А. Собр. соч. В 8-ми тт. М., 1979. Т. 4.

5. Гранин Д.А. Вечера с Петром Великим. М., 2003.

6. Лермонтов М.Ю. Герой нашего времени // Лермонтов М.Ю. Полн. собр. соч. В 10-ти тт. М., 2000. Т. 6.

7. Мережковский Д.С. Александр I // Д.С.Мережковский Д.С. Собр. соч. в 4-х тт. М., 1990. Т. 3.

8. Мережковский Д.С. Антихрист. Петр и Алексей // Мережковский Д.С. Собр. соч. в 4-х тт. М., 1990. Т. 2.

9. Пикуль B.C. Слово и дело: роман-хроника времен Анны Иоанновны // Пикуль B.C. Собр. соч. В 20-ти тт. М., 1992. Т. 6,7.

10. Пушкин А.С. Капитанская дочка // Пушкин А.С. Полн. собр. соч. В 17-ти тт. М., 1995. Т. 8. Кн. 1.

11. Толстой А.Н. Петр Первый // Толстой А.Н. Собр. соч. В 10-ти тт. М., 1959. Т. 7.

12. Толстой Л.Н. Война и мир // Толстой Л.Н. Собр. соч. В 14-ти тт. М., 1951. Т. 4-7.

13. Чехов А.П. В овраге // Чехов А.П. Собр. соч. В 12-ти тт. М., 1985. Т.9.

14. Чехов А.П. Дама с собачкой // Чехов А.П. Собр. соч. В 12-ти тт. М., 1985. Т. 9.

15. Шишков В.Я. Емельян Пугачев // Шишков В.Я. Собр. соч. В 8-ми тг. М., 1962. Т. 6-8.

16. Абрамович А. Художественная деталь и образ // Новая Сибирь. Иркутск, 1955. Кн. 32.

17. Акимов В.М. Человек и время. Л., 1986.

18. Александрова Л.П. Особенности жанра русского исторического романа. Львов, 1960.

19. Александрова Л.П. Советский исторический роман и вопросы историзма. Киев, 1971.

20. Андреев Ю.А. Русский советский исторический роман. 20-30-е годы. М.-Л., 1962.

21. Антонов С.П. Я читаю рассказ (Из бесед с молодыми писателями). М., 1973.

22. Батурина Т. О мастерстве детали и «о внешней памяти» // Ставрополье. 1961. №2.

23. Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990.

24. Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. М., 1979.

25. Белинский В.Г. Разделение поэзии на роды и виды // Белинский В.Г. Поли, собр. соч. В 13-ти тт. М., 1954. Т. 5.

26. Бердяев Н. Смысл истории. М., 1990.

27. Блейз А. История в костюмах. М., 2002.

28. Бутеев Д.В. Исторический роман в начале XX века. Н.А. Энгельгардт. Дис. . канд. филол. наук. Смоленск, 2004.

29. Брун В., Тильке М. История костюма. М., 1996.

30. Быстрова Я.В. Символические функции костюма в культуре. Дис. . канд. философ, наук. Вел. Новгород, 2003.

31. Варфоломеев И.П. Советская историческая романистика: проблемы типологии и поэтики. Ташкент, 1984.

32. Воронцова Г.Н. Русская советская историческая проза 1930-х годов (Вопросы поэтики). Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1992.

33. Галанов Б.Е. Живопись словом: Портрет. Пейзаж. Вещь. М., 1974.

34. Грачева И.В. «Каждый цвет уже намек». О роли художественной детали в русской классике// Литература в школе. 1997. №3.

35. Гулыга А.В. Искусство истории. М., 1980.

36. Гулыга А.В. Уроки классики и современность. М., 1990.

37. Давыдова В.В. Костюм как феномен культуры. Дис. . канд. философ, наук. СПб., 2001.

38. Добин Е. Герой. Сюжет. Деталь. М.-Л., 1962.

39. Добин Е. Искусство детали. Л., 1975.

40. Долгополов Л. На рубеже веков: О русской литературе конца Х1Х-начала XX века. Л., 1977.

41. Дронова Т.И. Типы повествования в советской исторической романистике 70-х гг. Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1989.

42. Захаржевская Р.В. Костюм для сцены. М., 1967.

43. Ильев С.П. Русский символистский роман. Аспекты поэтики. Киев, 1991.

44. История костюма, составленная Наталией Будур. М., 2002.

45. Каминская Н.М. История костюма. М., 1977.

46. Каргалов В.В. Древняя Русь в советской художественной литературе. Достоверность исторического романа. М., 1968.

47. Келдыш В.А. Русская литература «серебряного века» как сложная целостность // Русская литература рубежа веков (1890-е начало 1920-х годов). М., 2000. Кн. 1.

48. Келдыш В.А. Русский реализм начала XX века. М., 1975.

49. Киреева Е.В. История костюма. М., 1976.

50. Кирсанова P.M. Костюм в русской художественной культуре XVIII-первой половины XX веков. М., 1995.

51. Кирсанова P.M. Розовая ксандрейка и драдедамовый платок: костюм -вещь и образ в русской литературе XIX века. М., 1989.

52. Кирсанова P.M. Сценический костюм и театральная публика в России XIX века. М., 1995.

53. Колодина Н.И. Художественная деталь как средство текстопостроения, вовлекающее читателя в рефлективный акт. Автореф. дис. . канд. филол. наук. Тверь, 1997.

54. Коммиссаржевский Ф.Ф. История костюма. Минск, 1999.

55. Коршунова Т.Т. Костюм в России XVIII-начала XX века. Л., 1979.

56. Кочетова В.Г. Художественная деталь в прозе И.А. Гончарова: типы, функции, эволюция. Дис. . канд. филол. наук. М., 2002.

57. Кричевская Л.И. Портрет героя. М., 1994.

58. Ленобль Г. История и литература: Сб-к статей. М., 1960.

59. Литературно-эстетические концепции в России конца XIX- начала XX в. М., 1975.

60. Литовская М.А. История и современность в русской художественной прозе 60-70-х годов. Автореф. дис. . канд. филол. наук. Томск, 1985.

61. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. СПб., 1994.

62. Любомудров A.M. Русское средневековье в исторической прозе 1970-80-х годов. Проблемы историзма. Автореф. дис. .канд. фил. наук. Л., 1988.

63. Макаровская Г.В. Типы исторического повествования. Саратов, 1972.

64. Малкина В.Я. Поэтика исторического романа. Тверь, 2002.

65. Мерцалова М.Н. История костюма. М., 1972.

66. Орлов С.А. О жанровом своеобразии исторического романа (опыт обзора) // Горьковский госуд. пед. ин-т. Ученые записки. Серия филологическая. Горький, 1957.

67. Оскоцкий В. Связь времен (историческая тема в многонациональной советской прозе наших дней). М., 1974.

68. Пауткин А.И. Обновляющая тенденция в советском историческом романе наших дней (авторское присутствие) // Современная проза социалистического реализма (литературные жанры). М., 1986.

69. Пауткин А.И. Советский исторический роман. М., 1970.

70. Пармон Ф.М. Композиция костюма. М., 1997.

71. Петров С.М. Русский советский исторический роман. М., 1980.

72. Подольский Б. О деталях детальнее. // Совет. Украина. 1955. №1.

73. Русские ювелирные украшения XVI-XX веков. М., 1987.

74. Серебрянский М.И. Советский исторический роман. М., 1936.

75. Скачков И. Нравственные уроки истории. М., 1984.

76. Смирнова В.В. Современный портрет. М., 1964.

77. Тиль Э. История костюма. М., 1971.

78. Удонова 3. Основные этапы развития советского исторического романа. М., 1961.

79. Филатова А.И. Русский советский исторический роман конца 50-х-середины 70-х гг. Новое в идейно-художественной проблематике. Авто-реф. дис. . д-ра филол. наук. Л., 1980.

80. Цивин Р.Д. Художественная деталь и ее идейно-эстетические функции в литературном произведении (Современный русский рассказ: С. Антонов, Ю. Нагибин, Ю. Казаков) Автореф. дис. . канд. филол. наук. Киев, 1970.

81. Черников А.П. Серебряный век русской литературы. Калуга, 1998.

82. Черняков А.А. Художественная деталь как объект эстетического анализа. Автореф. дис. . канд. филос. наук. М., 1979.

83. Чмыхов Л.М. Писатель и история. О советском историческом романе 6070-х годов. Ставрополь, 1982.

84. Чудаков А.П. Вещь в реальности и в литературе // Вещь в искусстве: Материалы науч. конференции 1984г. М., 1986. Вып. XVII.

85. Чехов А.П. в воспоминаниях современников. М., 1955.

86. Шаляпина JI.B. Эволюция художественной концепции истории в современном историческом романе. Автореф. дис. . канд. филол. наук. Барнаул, 2000.

87. Щедрина Н.М. Исторический роман в русской литературе последней трети XX века (Пути развития. Концепция личности. Поэтика). Автореф. дис. . д-ра филол. наук. М., 1996.

88. Щедрина Н.М. Русская историческая проза в литературе последней трети XX века. Учеб. пособие. Уфа, 1997.

89. Щеглов М. Верность деталей// Новый мир. 1957. №1.

90. Юдин В.А. Исторический роман русского зарубежья. Тверь, 1995.

91. Юдин В.А. Современный русский исторический роман. Калинин, 1990.

92. Юдин В.А. Человек. История. Память. М., 1990.1.I

93. Алпатов А.В. Алексей Толстой мастер исторического романа. М., 1958.

94. Алпатов А.В. Комментарий // Толстой А.Н. Собр. соч. в 10-ти тт. М., 1959. Т. 7.

95. Андреев Ю. Еще раз о «Петре Первом» // Русская литература. 1958. № 2.

96. Балашов Д.М. Историю обмануть невозможно: Беседа с писателем Д.М. Балашовым // Труд. 1995. 20 января.

97. Балашов Д. Россия на рубеже третьего тысячелетия // Наш современник. 2000. №12.

98. Балашов Д. Формирование русской нации и современные проблемы национального бытия // Вопросы литературы. 1989. №9.

99. Банников Н.В. Дмитрий Мережковский // Русская речь. 1994. №3.

100. Баранов В.И. Революция и судьба художника: А. Толстой и его путь в социалистическому реализму. М., 1983.

101. Барташевич JI. Петр Великий. Версия Даниила Гранина // Нева. 2000. №11.

102. Бахметьев В. Вячеслав Шишков. М., 1947.

103. Белкин А.А. Чудесный зонтик. Об искусстве художественной детали у Чехова // Белкин А.А. Читая Достоевского и Чехова. М., 1973.

104. Бельчевичен С.П. Россия и Запад в литературно-философской концепции Мережковского // Россия и Запад: Диалог культур. Тверь, 1994.

105. Беляев В.Г. Исторический роман А.Н. Толстого «Петр Первый». Дис. . канд. филол. наук. Киев, 1956.

106. Богданова А.А. Вячеслав Шишков. Литературно-критический очерк. Новосибирск, 1953.

107. Бойко М. Беспристрастие летописца, пристрастность художника // Литературное обозрение. 1976. № 11.

108. Ю8.Бойчук А.Г. Дмитрий Мережковский // Русская литература рубежа веков (1890-е-начало 1920-х годов). М., 2000. Кн. 1.

109. Болдырев Ю. Дух эпохи. Исторические романы Дмитрия Балашова // Литературная Россия. 1982. 26 марта.

110. Большакова Н. Знаток русской культуры // Встреча. 2002. №3.

111. Ш.Большакова Н. На поле сражения за Россию // Наш современник. 2001.8.

112. Бонгард-Левин Г.М. Кто вправе увенчивать? //Наше наследие. 2001. №5960.

113. Бондаренко В. Полет стрелы времени // Звезда. 1983. № 8.

114. Боровиков С.Г. Алексей Толстой: Страницы жизни и творчества. М., 1984.

116. Брынский Е. Перечитывая «Блокадную книгу» // Нева. 2002. №1.

117. Василевская Е.А. Язык и стиль романа Алексей Толстого «Петр Первый» // Русская речь. 1974. №6.118. «Вечера с Петром Великим»: нравственные уроки истории: Материалы читательской конференции. СПб., 2001. Вып. 2.

118. Войтинская О.С. Даниил Гранин: Очерки творчества. М., 1966.

119. Волков М. Сжинающий над столом пламя. Воспоминания о Пикуле. М., 1995.

120. Воронцова Т.В. Концепция истории в трилогии Д.С. Мережковского «Христос и Антихрист». Дис. . канд. филол. наук. М., 1998.

121. Герасимова Л. История в романе // Литературное обозрение. 1978. №8.

123. Гордин Я. Исторический роман или обработанный фольклор?// Литературное обозрение. 1978. №8.

124. Гордин Я. Что было впереди? // Литературное обозрение. 1980. № 1.

125. Горловский А. Осознание времени // Литература в школе. 1983. №6.

126. Гранин Д. Автобиография // Гранин Д. Собр. соч.: В 5 т. Л., 1989. Т. 1.

127. Гранин Д. Чему учит история // Вопросы литературы. 2001. №3.

128. Гринфельд Т.Я. Роман В. Шишкова «Емельян Пугачев». Дис. . канд. филол. наук. Рига, 1954.

129. Гурленова Л.В. Проза Вяч. Шишкова (вопросы жанра и стиля). Автореф. дис. . канд. филол. наук. Горький, 1989.

130. Демидова Н.А. Роман А.Н. Толстого «Петр Первый» в школьном изучении. М., 1971.

131. Дмитриева Н.М. Изображение природы в историческом повествовании В.Я. Шишкова «Емельян Пугачев» // Проблематика и поэтика творчества В.Я. Шишкова: Сб-к науч. трудов. Тверь, 1991.

132. Долинина А. Дмитрий Мережковский // Русская литература XX века (1890-1910)/Подред. проф. С.А. Венгерова. В 2-х кн. М., 2000. Кн. 1.

133. Дронова Т.И. Время и его герои в цикле романов Д. Балашова Государи московские» // Проблемы развития советской литературы. История и современность. Межвузов, науч. сб-к. Саратов, 1990.

134. Дюжев Ю. Обретение святынь // Север. 1997. №8.

135. Жанузаков М.Н. Исторические романы Дмитрия Балашова и проблемы развития жанра. Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1989.

136. Жанузаков М.Н. Пути создания художественной целостности в цикле романа Д.Балашова «Государи Московские» // Филологические науки. 1995. №4.

137. Житкова Л.Н. Субъективность и субъективность: Д. Мережковский и другие // Дергачевские чтения-2000. Материалы междунар. науч. конференции. В 2 ч. Екатеринбург, 2001.

138. Западов В.А. Алексей Николаевич Толстой. М., 1981.

139. Зелинский К. Алексей Толстой // Знамя. 1944. № 7-8.

140. Земских А.В. Проблема народа и героя в историческом повествовании В.Я. Шишкова «Емельян Пугачев». Дис. . канд. филол. наук. М., 1951.

141. Изотов И. Вячеслав Шишков. Критико-биографический очерк. М., 1956.

142. Ильин И.А. Творчество Мережковского // Москва. 1990. №8.

145. Кдырбаева Б.А. История и личность в творчестве писателей 20-30-х годов XX в. (А. Толстой, М. Алданов, В. Набоков, Е. Замятин). Автореф. дис. . д-ра филол. наук. М., 1996.

146. Колобаева Л.А. Мережковский романист // Изв. АН СССР Сер. лит и яз. 1991. Т. 50. №5.

147. Коняев Н. История Валентина Пикуля // Нева. 1987. № 12.

148. Котенко С. Свой удел // Аврора. 1977. №9.

149. Кошелев А. Летописей всея Руси // Родина. 2000. №10.

150. Крестинский Ю.А. А.Н. Толстой. Жизнь и творчество. М., 1960.

151. Круглов О.Ю. Историческая реальность и художественный вымысел в романе «Антихрист. Петр и Алексей» и драме «Павел Первый» Д.С. Мережковского. Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1996.

152. Крюкова A.M. А.Н. Толстой. М., 1989.

153. Лазарев Л. Это открывается нашим дням. // Знамя. 2001. №4.

154. Ланщиков А.П. Чувство пути. М., 1983.

155. Латухина Н.А. Народно-героическая эпопея В.Я. Шишкова «Емельян Пугачев». Дис. . канд. филол. наук. Саратов, 1954.

156. Любимова Е. Трилогия «Христос и Антихрист»// Мережковский Д.С. Собрание соч. в 4-х т.т. М., 1990. Т. 2.

157. Макаровская Г.В. Роман А.Н. Толстого «Петр Первый» (Проблема народа и Петра в творчестве Толстого). Дис. . канд. филол. наук. Саратов, 1955.

158. Макрушин А.В. Сергий Радонежский и его время в творчестве Д.С. Балашова (Традиции, стиль, поэтика). Автореф. . дис. канд. филол. наук. Тверь, 1998.

159. Матвеев Б.И. Языковой колорит эпохи в романе А.Н. Толстого «Петр Первый» // Русская речь. 1976. № 4.

160. Мережковский Д.С. Мысль и слово. М., 1999.

161. Мережковский Д.С.: pro et contra. СПб., 2001.

162. Мессер Р. А.Н. Толстой. Критический очерк. Л., 1939.

163. Михайлов О. Пленник культуры (О Д.С.Мережковском и его романах) // Мережковский Д.С. Собрание соч. в 4-х т.т. М., 1990. Т. 1.

164. Михин А.Н. Роман Д.С. Мережковского «Александр I»: художественная картина мира. Дис. . канд. филол. наук. Магнитогорск, 2004.

165. Мущенко Е.Г. Поэтика прозы А.Н. Толстого: Пути формирования эпического слова. Воронеж, 1983.

166. Налдеев А.П. Алексей Толстой. М., 1974.168. «Народ должен знать свою историю» (Беседа писателей Д. Балашова и Р.Дериглазова) // Слово. 1991. №11.

167. Огрызко В. Гнев и милость: На Ильмене убит писатель Дмитрий Балашов // Литературная Россия. 2000. №30.

168. Оботуров В. Память неизбывчива: Штрихи к портрету Дмитрия Балашова //Литературная Россия. 1987. 13 ноября.

169. Октябрьская О.С. Историческая деталь в художественной системе Д.М.Балашова // Филологические науки. 1996. №3.

171. Осипов Ю. Роман как история // Лит. Обозрение. 1978. №8.

172. Оскоцкий В. И жизнь, и судьба // Гранин Д. Однофамилец. М., 1983.

173. Пауткин А.И. «Петр Первый» А.Н. Толстого и проблемы исторического романа. Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1965.

174. Петелин В.В. Судьба художника: Жизнь, личность, творчество Алексея Николаевича Толстого. М., 1982.

175. Петров А.В. Историческая традиция русской литературы XIX века и драма Д.С. Мережковского «Павел I» (проблема власти). Автореф. дис. . канд. филол. наук. М., 1999.

176. Петров А.В. Некоторые аспекты проблемы «Человек и власть» в трилогии Д.С. Мережковского «Царство Зверя» (Образы Павла I и Александра I) // Проблемы истории, филологии, культуры. М.-Магнитогорск, 1996. Вып. III. Ч. 2.

177. Петровская Н.Ю. Концепция личности и истории в творчестве А.Н. Толстого. Дис. . канд. филол. наук. Бирск, 2000.

178. Петровский Ю. Писатель и история: К пятидесятилетию Валентина Пикуля // Звезда. 1978. №7.

179. Поль Д.В. Историческая романистика Д.М. Балашова (конфликты и характеры). Дис. . канд. филол. наук. М., 1999.

180. Поляк A.M. Алексей Толстой художник. Проза. М., 1964.

181. Пономарева Г.М. «В Европу прорубить окно.» // Русская речь. 1991. №4.

182. Потапов B.C. Стиль исторического повествования В.Я. Шишкова «Емельян Пугачев». Дис. . канд. филол. наук. М., 1952.

183. Прокофьев В. Два императора // Мережковский Д.С. Павел I. Александр I. М., 1991.

184. Редькин В.А. Вячеслав Шишков: новый взгляд. Очерк творчества В.Я. Шишкова. Тверь, 1999.

185. Редькин В.А. Религиозно-философская концепция истории в романе В.Я. Шишкова «Емельян Пугачев» // Творчество В.Я. Шишкова в контексте русской прозы XX века: Сб. науч. статей. Тверь, 2003.

186. Рогощенков И. Шло дело к полю Куликову.О творчестве Балашова. // Север. 1987. №10.

187. Рудич В. Дмитрий Мережковский (1866-1941) // История русской литературы: XX век: Серебряный век/ Под ред. Ж. Нива, И. Сермана, В. Страды и Е. Эткинда. М., 1995.

188. Рукавицин А.П. Портретные характеристики в сюжетно-композиционной структуре романа Алексей Толстого «Петр I» и традиции Льва Толстого // Художественный метод и творческая индивидуальность писателя (Вопросы сюжета и композиции). Томск, 1980.

189. Русакова А.Я. Вячеслав Шишков и его историческое повествование «ЕмельянПугачев». Дис. . канд. филол. наук. Л., 1953.

190. Сандлер Л.Л. Речевое воплощение эпохи Петра I в художественной прозе (На материале произведений XIX-XX веков). Автореф. дис. . канд. филол. наук. Воронеж, 1995.

191. Сарычев Я.В. Религия Дмитрия Мережковского. Липецк, 2001.

192. Старков А.Н. Нравственный поиск героев Даниила Гранина. М., 1981.

193. Сушилина И. В историю через современность: А. Толстой «Петр Первый» // В мире книг. 1979. № 7.

194. Турков А. Живая плоть истории // Наш современник. 1979. №11.

195. Фаворин В.К. О некоторых особенностях языка и стиля исторического романа А.Н. Толстого// Новосибирский госуд. пед. ин-т. Ученые записки. Новосибирск, 1947. Вып. 4.

197. Финк Л.А. Необходимость Дон Кихота. М., 1988.

198. Фролова Л.Н. Проблемы творчества Д.С. Мережковского. М., 1996.

199. Хотимский Б. Долг перед отечеством// Знамя. 1984. №8.

200. Художественный мир А.Н. Толстого: Статьи. Сообщения. Библиографический указатель литературы/ Сост. В.П. Скобелев. Куйбышев, 1983.

201. Чарный М.Б. Путь Алексея Толстого. Очерк творчества. М., 1981.

202. Чепкасов А.В. Неомифологизм в творчестве Д.С. Мережковского 18901910-х годов. Автореф. дис. . канд. фил. наук. Томск, 1999.

203. Чуликанов В. Курс на солнце: Неизвестное о Валентине Пикуле // Литературная Россия. 2000. 1 декабря.

204. Шестинский О. Тайные игры лжецов // Слово. 2001. №5.

205. Шуртаков С. Воссоздание истории // Москва. 1980. №3.

206. Щедрина Н.М. История и современность в романах Д. Балашова и Ю. Давыдова // Советская проаз 80-х годов. Герои и проблемы: Учеб пособие. Уфа, 1990.

207. Юдин В.А. Духовное завещание В. Пикуля // Молодая гвардия. 2001. №5/6.

208. Юдин В.А. Жанрово-стилевое своеобразие современной исторической прозы (Романы В. Пикуля) // Жанрово-стилевые проблемы советской литературы: Межвузов, тематич. сб-к науч трудов. Калинин, 1986.

209. Юдин В.А. Мгновения исторической памяти// Сибирские огни. 1990. №3.

210. Юзбашева H.JT. Особенности лексики романа А. Толстого «Петр Первый» как исторического произведения. Дис. . канд. филол. наук. Баку, 1953.

211. Яновский Н.Н. Вячеслав Шишков. Очерк творчества. М., 1984.1.

212. Древняя одежда народов Восточной Европы: Материалы к историко-этнографическому атласу / Отв. ред. М.Г.Рабинович. М., 1986.

213. Карнавалы. Праздники. (Энциклопедия Аванта+). М., 2005.

214. Кибалова Л. и др. Иллюстрированная энциклопедия моды. Прага, 1988.

215. Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. М., 1972.

216. Литературный энциклопедический словарь/ Под общ. ред. В.М. Кожевникова и П.А. Николаева. М., 1987.

217. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1997.

218. Руднев В.П. Словарь культуры XX века. М., 1997.

219. Русские писатели, XX век. Биобиблиографический словарь: В 2ч. /Под ред. Н.Н. Скатова. М., 1998.

220. Русский традиционный костюм: Иллюстрированная энциклопедия / Авт.-сост.: Н. Соснина, И. Шагина. СПб., 1999.

221. Современная энциклопедия Аванта+. Мода и стиль. М., 2002.

222. Терешкович Т.А. Словарь моды. Минск, 2000.

223. Федосюк Ю.А. Что непонятно у классиков, или Энциклопедия русского быта XIX века. М., 2000.

224. Философский энциклопедический словарь. М., 1983.

Обратите внимание, представленные выше научные тексты размещены для ознакомления и получены посредством распознавания оригинальных текстов диссертаций (OCR). В связи с чем, в них могут содержаться ошибки, связанные с несовершенством алгоритмов распознавания. В PDF файлах диссертаций и авторефератов, которые мы доставляем, подобных ошибок нет.

История России не менее захватывающая, важная и интересная, чем мировая. Николай Михайлович Карамзин

Почему мы изучаем историю России? Кто из нас в детстве не задавался этим вопросом. Не найдя ответа, мы продолжали учить историю. Кто-то учил ее с удовольствием, кто-то — из-под палки, кто-то не учил вовсе. Но есть даты и события, о которых должен знать каждый. Например: Октябрьская революция 1917 года или Отечественная война 1812 года…

Знать историю той страны, в которой родился или живешь, жизненно необходимо. И именно этому предмету (истории) наравне с родным языком и литературой нужно уделять как можно больше часов в школьном образовании.

Печальный факт — наши дети сегодня сами решают и выбирают — какие книги читать, и зачастую их выбор падает на хорошо раскрученные бренды — литературу, в основе которой лежат плоды западной фантазии — вымышленные хоббиты, Гарри Поттеры и другие…

Суровая правда — книжки и учебники об истории России не так раскручены, да и тираж не такой огромный. Их обложки скромны, а бюджеты на рекламу, как правило, отсутствуют вообще. Издательства пошли по пути максимальной выгоды от тех, кто еще хоть что-то читает. Так и получается из года в год, что читаем мы то, что навеяно модой. Читать сегодня модно. Это не необходимость, а дань моде. Тренд на чтение с целью познания чего-то нового — явление забытое.

В этом вопросе есть альтернатива — не нравится школьная программа и учебники по истории, читайте художественную литературу, исторические романы. По-настоящему классных, насыщенных и нескучных исторических романов, в большей степени основанных на фактах и достоверных источниках, сегодня не так много. Но они есть.

Выделю 10, на мой взгляд, самых интересных исторических романов о России. Интересно было бы услышать Ваши списки исторических книг — оставляйте комментарии. Итак:

1. Николай Михайлович Карамзин

  • Романом назвать сложно, но не включить в этот список просто не смог. Многие считают, что «новичку» очень сложно будет читать Карамзина, но все же…

«История государства Российского» - многотомное сочинение Н. М. Карамзина, описывающее российскую историю начиная с древнейших времён до правления Ивана Грозного и Смутного времени. Труд Н. М. Карамзина не был первым описанием истории России, но именно это произведение благодаря высоким литературным достоинствам и научной скрупулёзности автора открыло историю России для широкой образованной публики и наибольшим образом способствовало становлению национального самосознания.

Карамзин писал свою «Историю» до конца жизни, но не успел её закончить. Текст рукописи 12 тома обрывается на главе «Междоцарствие 1611-1612», хотя автор намеревался довести изложение до начала правления дома Романовых.


Карамзин в 1804 году удалился от общества в усадьбу Остафьево, где всецело посвятил себя написанию произведения, которое должно было открыть национальную историю для русского общества…

  • Его начинание поддержал сам император Александр I, указом от 31 октября 1803 года даровавший ему официальное звание российского историографа.

2. Алексей Николаевич Толстой

«Пётр I»

«Пётр I» - незаконченный исторический роман А. Н. Толстого, над которым он работал с 1929 года до самой смерти. Две первые книги были опубликованы в 1934 году. Незадолго до своей смерти, в 1943 автор начал работу над третьей книгой, но успел довести роман только до событий 1704 года.

В этой книге такой мощный импульс гордости за страну, такая сила характеров, такое желание идти вперед, не пасуя перед трудностями, не опуская руки перед, казалось, непреодолимыми силами, что поневоле проникаешься его духом, вливаешься в его настрой так, что оторваться невозможно.

По-моему, Толстой не претендовал на лавры историка-хрониста. Роман великолепен, соответствие его исторической действительности — вопрос не первостепенный. Атмосферно, безумно интересно и затягивает. Что еще нужно для хорошей книги?

3. Валентин Саввич Пикуль

«Фаворит»

«Фаворит» - исторический роман Валентина Пикуля. В нем излагается хроника времен Екатерины II. Роман состоит из двух томов: первый том - «Его императрица», второй - «Его Таврида».

В романе отражены важнейшие события отечественной истории второй половины XVIII века. В центре повествования - образ фаворита императрицы Екатерины II Алексеевны, полководца Григория Потемкина. Немало страниц романа посвящено также другим крупным историческим личностям того времени.

  • Начало работы над первым томом романа относится к августу 1976 года, закончен первый том был в ноябре 1979. Второй том написан всего за один месяц - в январе 1982.

Дворцовые интриги, падение нравов при русском дворе, большие военные победы над Турцией и Швецией, дипломатические победы чуть не над всей Европой… восстание под предводительством Емельяна Пугачёва, основание новых городов на юге (в частности Севастополя и Одессы) — захватывающий и насыщенный сюжет настоящего исторического романа. Очень рекомендую.

4. Александр Дюма

Учитель фехтования Грезье передаёт Александру Дюма свои записи, сделанные во время поездки в Россию. В них рассказывается, как он поехал в Санкт-Петербург и начал преподавать уроки фехтования. Все его ученики - будущие декабристы. Один из них - граф Анненков, муж старой знакомой Грезье, Луизы. Вскоре поднимается бунт, но тут же пресекается Николаем I. Все декабристы ссылаются в Сибирь, среди них и граф Анненков. Отчаявшаяся Луиза решается поехать за своим мужем и делить с ним тяготы каторги. Грезье соглашается ей помочь.

  • В России публикация романа была запрещена Николаем I в связи с описанием в нём декабристского восстания.

В своих мемуарах Дюма вспоминал, что ему рассказала княгиня Трубецкая, подруга императрицы:

Николай вошёл в комнату, когда я читала императрице книгу. Я быстро спрятала книгу. Император приблизился и спросил императрицу:
- Вы читали?
- Да, государь.
- Хотите, я вам скажу, что вы читали?
Императрица молчала.
- Вы читали роман Дюма «Учитель фехтования».
- Каким образом вы знаете это, государь?
- Ну вот! Об этом нетрудно догадаться. Это последний роман, который я запретил.

Царская цензура особенно внимательно следила за романами Дюма и запрещала их публикацию в России, но, несмотря на это, роман был распространён в России. Роман был впервые опубликован в России на русском языке в 1925 году.

Императорский Петербург глазами иностранцев… — весьма достойное историческое произведение, особенно от такого мастера — рассказчика, как Дюма. Очень понравился роман, легко читается — рекомендую.

5. Семенов Владимир

Эта книга написана человеком уникальной судьбы. Капитан второго ранга Владимир Иванович Семёнов был единственным офицером Российского Императорского флота, которому в годы Русско-японской войны довелось служить и на Первой, и на Второй Тихоокеанских эскадрах и участвовать в обоих главных морских сражениях – в Желтом море и при Цусиме.

В трагическом Цусимском бою, находясь на флагмане русской эскадры, Семёнов получил пять ранений и после возвращения из японского плена прожил совсем недолго, но успел дополнить свои дневники, которые вел во время боевых действий, и издать их тремя книгами: «Расплата», «Бой при Цусиме», «Цена крови».

Еще при жизни автора эти книги были переведены на девять языков, их цитировал сам триумфатор Цусимы – адмирал Того. А на родине мемуары Семёнова вызвали громкий скандал – Владимир Иванович первым посмел написать, что броненосец «Петропавловск», на котором погиб адмирал Макаров, подорвался не на японской, а на русской мине, и вопреки общественному мнению очень высоко оценивал деятельность адмирала Рожественского.

После ранней смерти В. И. Семёнова (он скончался в возрасте 43 лет) его книги были незаслуженно забыты и теперь известны лишь специалистам. Этот роман — один из лучших мемуаров о Русско-японской войне.

6. Василий Григорьевич Ян

«Чингиз-хан»

«Чтобы стать сильным, надо окружить себя тайной… смело идти по пути великих дерзаний… не делать ошибок… и беспощадно уничтожать своих врагов!» - так говорил Батый и так поступал он, великий предводитель монгольских степей.

Его воины не знали пощады, и мир захлебнулся кровью. Но железный порядок, который принесли монголы, был сильнее ужаса. На долгие века сковал он жизнь покоренных стран. До той поры, пока с силами не собралась Русь…

Роман Василия Яна «Батый» не только дает широкое представление об исторических событиях далекого прошлого, но и захватывает увлекательным повествованием о судьбах разных людей, среди которых и князья, и ханы, и простые кочевники, и русские ратники.

Цикл «Нашествие монголов» Василия Яна для меня - эталон исторической эпопеи. Ну а «Чингиз-хан» - блистательное начало трилогии.

Личность Чингиз-хана невероятно притягательна для исторического романиста. Один из множества монгольских князьков, в юности побывавший рабом, создал мощную империю - от Тихого океана до Каспийского моря… Но можно ли считать великим человека, погубившего сотни тысяч жизней? Сразу надо оговориться, что становление монгольской государственности автора мало интересует. Да и сам Чингиз-хан появляется в романе где-то после 100-й страницы. И он у Яна, безусловно, человек, а не Темный Властелин из фэнтези. По-своему любит свою молодую жену Кулан-Хатун. Как и большинство людей, боится старческой немощи и смерти. Если его и можно назвать великим человеком, то он, конечно же, гений зла и разрушитель.

Но по большому счету Василий Ян писал роман не о великом тиране, а о времени, о людях, которым выпало жить в эпоху великих потрясений. В этой книге немало колоритных персонажей, грандиозные батальные сцены, удивительная атмосфера Востока, напоминающая о сказках «1001 ночи». Здесь хватает кровавых и даже натуралистичных эпизодов, но есть и надежда, вековая мудрость, позволяющая верить в лучшее. Империи строятся на крови, но рано или поздно распадаются. И от смерти не сможет убежать даже тот, кто считает себя владыкой мира…

7. Иван Иванович Лажечников

«Ледяной дом»

И.И. Лажечников (1792–1869) – один из лучших наших исторических романистов. А.С. Пушкин так сказал о романе «Ледяной дом»: «…поэзия останется всегда поэзией, и многие страницы вашего романа будут жить, доколе не забудется русский язык».

«Ледяной дом» И. И. Лажечникова по праву считается одним из лучших русских исторических романов. Роман увидел свет в 1835 г. — успех был чрезвычайным. В. Г. Белинский назвал его автора «первым русским романистом».

Обратившись к эпохе правления Анны Иоанновны — точнее, к событиям последнего года ее царствования, — Лажечников оказался первым из романистов, кто рассказал об этом времени своим современникам. В увлекательном повествовании в духе Вальтера Скотта…

8. Юрий Герман

«Россия молодая»

«Россия молодая» - роман Ю. Германа, повествующая о начале перемен в эпоху Петра Великого. Время, описанное в книге, посвящено борьбе молодой державы за выход в Балтийское море. Роман вышел первым изданием в 1952 г.

Действие романа происходит в Архангельске, Белозерье, Переславле-Залесском, Москве. Автор описывает исторические события через жизнь главных героев - Ивана Рябова и Сильвестра Иевлева, раскрывает отношение между государством и церковью, показывает характер эпохи через подробнейшие описания быта и уклада русского Севера и столицы.

Очень исторический и очень актуальный роман для всех патриотов России.

9. Сергей Петрович Бородин

«Дмитрий Донской»

Один из лучших романов Сергея Бородина.

«Дмитрий Донской» – первое произведение из серии исторических романов по истории средневековой Москвы о борьбе русских княжеств под предводительством Московского князя Дмитрия Ивановича против ига татарской Золотой орды, конец которой ознаменован решающей битвой на Куликовом поле в 1380 году.

Одна из тех исторических книг, которые в детстве я читал, предвкушая игровые баталии на соответствующие темы. Понятное дело, теперь уже вряд ли удастся узнать, как оно там было на самом деле, история — не точная наука, но, тем не менее, эстетическую и художественную ценность у рассматриваемой книги не отнять. Одна из отличительных черт данного произведения, стилизованный под старорусский, язык повествования и, в особенности, язык диалогов героев. Этот бесхитростный приём помогает автору создать эффект более полного и глубокого погружения читателя в исторический контекст происходящего.

10. Константин Михайлович Симонов

«Живые и мёртвые»

Роман К.М.Симонова «Живые и мертвые» - одно из самых известных произведений о Великой Отечественной войне.

Произведение написано в жанре романа-эпопеи, сюжетная линия охватывает временной интервал с июня 1941-го по июль 1944-го года. Одним из главных действующих лиц является генерал Фёдор Фёдорович Серпилин (по роману проживал в Москве по адресу Пироговская ул., д. 16, кв. 4).

С удовольствием прочитал этот шедевр. Книга читается легко, производит неизгладимое впечатление. Это бесспорно гениальное произведение, которое учит быть честным, верить в себя, и любить свою Родину…

Мой список исторической художественной литературы не так велик. Тем не менее, я выбрал одни из самых ярких и запоминающихся произведений, которые понравились лично мне. История всегда будет самым интересным жанром художественной литературы, а исторические романы всегда будут самой интересной книжной полкой в моей библиотеке. Жду Ваши списки в комментариях. Любите историю своей страны, читайте нужные книги.