Ипполит Матвеевич Воробьянинов был уездным предводителем дворянства (предводителем команчей, как выражается Бендер). Он изображается в романе не просто как богатый в царское время человек. Воробьянинов был выдающимся по богатству человеком.
Его доходы описаны авторами четко и обстоятельно: от отца он унаследовал стабильный доход в 20.000 рублей в год. Знакомясь со своей будущей любовницей Еленой Боур на благотворительном балу, Воробьянинов отдает за бокал шампанского 100 рублей. При расставании с той же Еленой Боур он начинает выплачивать ей содержание в 3.600 рублей в год, причем эта финансовая нагрузка воспринимается им безболезненно.
Воробьянинов не укладывается в получаемую им ренту и начинает проживать недвижимость и производственные активы; в 1911 году он вынужден жениться на некрасивой (180, 90-60-90 — для того времени это просто уродина, долговязый скелетик, как говорится в романе) девушке с большим приданым. Если мы предположим, что к этому моменту Воробьянинов прожил за 18 лет (с момента получения им наследства от отца) хотя бы треть своего изначального состояния — а состояние землевладельца традиционно определялось как 16 его годовых доходов — то он реально расходовал 26-27.000 рублей в год.
Это были огромные деньги. Обследование доходов населения, произведенное в 1910 году Министерством финансов в рамках подготовки к введению подоходного налога, показало, что в стране было всего 12.100 домохозяйств с доходом свыше 20.000 рублей в год. Таким образом, Воробьянинов входил приблизительно в одну двухтысячную часть (а точнее, 1/2300) наиболее богатых людей России.
Если предположить, что прообразом Воробьянинова служил полтавский двоюродный дядюшка авторов, то в многолюдной и достаточно богатой Полтавской губернии людей с доходом свыше 20.000 рублей в год было всего лишь 211 человек.
Для получения такого дохода помещику надо было располагать как минимум 2.800-3.000 десятин (десятина — 1.08 га) удобной земли, то есть иметь имение в 3.500-4.500 тысяч десятин (в любом имении есть разного рода неудобные, бездоходные земли). Таким образом, Ипполит Матвеевич владел участком приблизительно 6х6 км — и это при условии высокой эффективности использования земли. Для обработки такого участка, если бы Воробьянинов сам вел хозяйство, потребовалось бы нанять около 150 человек и содержать около 150 лошадей.
По дворянским меркам это было весьма крупное владение — средний размер дворянского землевладения в 1905 году составлял 488 десятин. В Европейской России в 1905 году было всего лишь 2594 дворянских земельных владения в 3000 и более десятин. В Полтавской губернии было 34 таких имения — по 2-3 на уезд. Неудивительно, что не имевший никаких личных заслуг Воробьянинов продолжал оставаться звездой уездной величины и без труда был избран уездным предводителем дворянства.
Что значили 20.000 рублей в год в том масштабе доходов? Губернатор получал 10.000, вице-губернатор 6.000, университетский профессор 3.000 (на такую зарплату горько жаловались), судья окружного суда 4.200, земский врач — 1.200-1.800, учитель гимназии 1.200-2.000 (в зависимости от доходов). Доходы простых людей были совсем другими: средняя зарплата рабочего в 1913 году составляла 264 рубля, квалифицированный станочник в столицах получал 500-700 рублей, ткач 180-200 рублей, сторож или чернорабочий 120-180 рублей. Конторщик или приказчик в магазине получали 600-900 рублей, учитель начальной школы — 300-400 рублей.
В целом, поддержание стиля жизни, типичного для среднего класса, для семейного человека в столицах требовал как минимум 3.000 рублей в год. Что именно входило в это понятие? Наемная квартира с центральным отоплением и электричеством, со спальней, детской, гостиной, столовой, кухней и комнатой для прислуги, с ванной и туалетом; кухарка, горничная и няня; питание по барскому типу, то есть обед с 2-3 горячими блюдами; новая, ухоженная одежда, приличная мебель в доме; передвижение по городу на извозчике; дача в пригороде, снимаемая на лето. При 3.000 рублей семья еле-еле удерживалась на этом уровне, и то, только если детей было 1-2: квартира была на непрестижной улице, на высоком этаже или окнами во двор, на покупку одежды или мебели надо было подкапливать, иногда приходилось ездить не на извозчике, а на трамвае и т.д. А вот доход в 5.000-6.000 тысяч рублей в год уже обеспечивал совершенно безбедную жизнь (независимо от количества детей) и позволял иногда ездить в отпуск за границу.
Из всего вышесказанного видно, что Воробьянинов в 1917 году потерял многое и очень многое. Если для Бендера спрятанные в стуле сокровища — это путь в невиданному процветанию, то Ипполиту Матвеевичу даже их находка не сможет вернуть прежний уровень жизни.
Вторая интересная тема — деятельность Воробьянинова как предводителя дворянства. Уездные предводители дворянства — это уникальная должность. Предводительство уездным дворянством практически не отнимало у них времени, так как уездное дворянство имело крайне мало общих дел.
Но зато выборный (на 3 года) предводитель дворянства был неоплачиваемым чиновником-добровольцем, безвозмездно исполнявшим обязанности де-факто главы уездной администрации (юридически уездные учреждения не составляли единого целого и не имели начальника). Предводитель председательствовал в уездном земском собрании (эта обязанность отнимала одну-две недели в году) и в уездном съезде (это была комиссия, разбиравшая жалобы на судебные и административные решения земских начальников), заседавшем одну неделю в месяц. Также предводитель руководил деятельностью уездного по воинской повинности присутствия, проводившего ежегодный призыв в армию, уездной землеустроительной комиссии (руководила проведением аграрной реформы), уездной оценочной комиссии (разбирала жалобы на оценку имуществ для налогообложения). Также предводитель был организатором выборов в Государственную Думу, возглавляя избирательные собрания.
Всё это позволяет предположить, что совершенно пустой, бездельный и глуповатый человек не мог бы справиться с данной работой. Как бы халатно предводитель не относился к своим обязанностям, они в любом случае были многохлопотными и требовали хорошего знания многочисленных законов и процедур, умения руководить процессами и налаживать отношения со множеством людей. Таким образом, робость и туповатость Воробьянинова объясняется только несколько пасквильным характером знаменитого романа. Реальные предводители дворянства были работоспособными и толковыми людьми.
Кому не знакомы такие слова:
— гигант мысли, отец русской демократии и особа, приближенная к императору.
И в этом же ряду:
— подайте что-нибудь бывшему депутату Государственной Думы.
Да, все это из «Двенадцати стульев» И. Ильфа и Е. Петрова.
Больше того, всякий мало-мальски грамотный человек скажет, что первую фразу произносил Остап Бендер, а вторая принадлежит Кисе, Ипполиту Матвеевичу Воробьянинову, вынужденному просить милостыню у курортной публики в Пятигорске летом 1927 года. То есть, действие знаменитого романа происходит ровно 90 лет назад.
Известно из многих литературоведческих статей и работ историков, что поводом к написанию романа стали события, связанные с полным низвержением в том году с партийного и государственного пьедестала демона революции, ее «пламенного оратора и недюжинного организатора» Льва Троцкого. Вовсе ведь не случайно авторы назвали Бендера великим комбинатором, а пара – Остап и Ипполит Матвеевич – после их встречи в Старгороде в дворницкой Тихона и заключения договора о поиске сокровищ, стала именоваться «концессионерами».
Так вот, первый, кто открыто назвал Троцкого и его сторонников комбинаторами, с помощью «своих комбинаций» пытавшихся захватить власть в стране и партии, был не кто иной, как товарищ Сталин. А после попытки уличных столкновений и беспорядков в Москве (чем не Навальный того времени?) 7 ноября 1927 года не удалось переломить ситуацию в пользу левой оппозиции, которую он возглавлял, Троцкий был выведен из состава Исполкома Коминтерна и лишен поста Председателя Главконцескома СССР. Таким образом, западные концессионеры лишились своего мощного покровителя, который утверждал, что средства от деятельности концессий — то есть, разработки месторождений золота и других драгметаллов – надо направлять, прежде всего, на дело мировой революции, а не построение социализма в Советском союзе .
Именно в 1927 году Ильф и Петров получили госзаказ на сатирическое произведение, разоблачающее Троцкого и троцкизм. И заказ этот они выполнили блестяще, что является бесспорным «научно-медицинским фактом». Так что с политическим прототипом Остапа все вроде бы понятно. А кто же Воробьянинов, бывший старгородский предводитель дворянства? Можно конечно сказать, что он – собирательный образ человека «из бывших», предельно окарикатуренный и высмеянный, личность жалкая и практически лишенная положительных качеств. Все так. Однако и у Ипполита Матвеевича тоже есть реальный и в чем-то очень узнаваемый прототип, причем, выпустивший в год написания романа свое интересное и по-своему тоже захватывающее произведение. Правда, вышло оно за границей и у нас никакого хождения не имело.
Речь идет о книге Василия Витальевича Шульгина (1878-1976) «Три столицы». Он действительно бывший депутат Государственной Думы предреволюционной России, журналист, редактор и владелец известной в начале прошлого века газеты «Киевлянин», аристократ и помещик. Более того, он действительно лично знал императора Николая II и даже был свидетелем его отречения от престола. Потом прославился как организатор Белого движения на юге России и эмигрировал в 1920 году. В общем, личность совсем не жалкая. Но в конце 1925 и начале 1926 года ему удалось нелегально побывать в СССР – в Киеве, Москве и Ленинграде – и выпустить книгу впечатлений, вызвавшую огромный интерес у эмигрантских читателей. Но как же Шульгин попал на свою бывшую родину и беспрепятственно вернулся на Запад?
Дело в том, что в начале 20-х годов чекисты перевербовали бывшего действительного статского советника и монархиста Александра Александровича Якушева, входившего в ядро МОЦРа – подпольной Монархической организации центральной России. На ее основе они создали подконтрольную им и управляемую организацию «Трест», наладившую с помощью Якушева тесные контакты с эмигрантами-монархистами. Прежде всего, сторонниками великого князя Николая Николаевича, бывшего в начале Первой мировой войны главнокомандующим русской армии и с 1924 года близкого Русскому общевойсковому союзу под командованием барона Врангеля. В то время РОВС объединял 100 тысяч военных, прежде всего, офицеров, прошедших Мировую и Гражданскую войны.
«Трест» как раз и организовал Шульгину поездку на родину, в результате чего в начале 1927 года в Париже вышла его книга «Три столицы». Но при чем тут «Двенадцать стульев» и Ильф с Петровым, спросит читатель. Как мы уже говорили, этот роман, популярные цитаты из которого широко разошлись в народе, стал при этом одним их самых зашифрованных произведений отечественной литературы. Это с одной стороны. А с другой, такой глубокий исследователь потаенных смыслов знаменитых классических произведений, как психолог-литературовед Олег Давыдов, в своей работе «Герметический стул» утверждает, что даже сами Ильф и Петров, кажется, порой не имели понятия о том, куда они, ткнув пальцем в небо, попали:
— Роман начинается с описания уездного города N, где «было так много парикмахерских заведений и бюро похоронных процессий, что, кажется, жители города рождаются лишь затем, чтобы побриться, остричься, освежить голову вежеталем и сразу же умереть». Это лишь первые строки романа, но и в дальнейшем описывается какое-то царство мертвых.
С О. Давыдовым нельзя не согласиться – зашифровка смыслов в романе, имеющая порой двойное-тройное дно, – едва ли не основной метод Ильфа и Петрова. Но давайте откроем шульгинские «Три столицы» и прочтем о его впечатлениях от посещения старого киевского кладбища:
— Я взял вправо. И на этой аллее я видел то, чего больше нигде в России не увидите: я видел чины, ордена, мундиры… Все это высечено на мраморе плит и памятников, сохранено в надгробных изображениях. Царство мертвых сберегло прежнюю жизнь.
Для чего я пришел сюда?
Очевидно, для того, чтобы сказать: «Там далеко, откуда я пришел, там есть еще эта жизнь, ваша жизнь, - мертвые! Пошлите же через меня ей свой загробный привет».
Впечатление, что, сочиняя свои «стулья», Ильф и Петров постоянно заглядывали в текст Шульгина. Вот, допустим, «трестовцы» снабдили известного русского националиста Шульгина паспортом на имя еврея, госслужащего Эдуарда Эмильевича Шмитта, а Воробьянинову Бендер вручает профсоюзный билет, выписанный совторгслужащему Конраду Карловичу Михельсону, 48 лет. Заметим, точный возраст Шульгина во время посещения им СССР. Или такая, вроде бы целиком сочиненная писателями, деталь, связанная с посещением московского ресторана «Прага». Воробьянинов:
– Однако, – пробормотал он, – телячьи котлеты два двадцать пять, филе – два двадцать пять, водка – пять рублей.
Ну и что, вновь скажет читатель. Но давайте прочтем у Шульгина «отчет» о его посещении самой заурядной киевской едальни:
— Мой обед стоил сорок копеек «золотом», что равняется цене дешевых обедов в европейских странах. Такой обед в такой обстановке стоил в России при царях двадцать - двадцать пять копеек.
Таким образом, социализм пока дал следующий результат. Интегральный коммунизм уничтожил все и вызвал повальный голод. Нэп, т. е. попытка вернуться к старому положению, но не совсем, - вернул жизнь, но тоже «не совсем», а именно: жизнь стала вдвое дороже, чем была при царях.
Отметим, у Ильфа и Петрова начисто, по вполне понятным причинам, отсутствуют антисоветские обобщения, коих у Шульгина полно. Допустим, его гневная реакция на памятник Александру III на площади Восстания в Ленинграде, вернее, новую надпись на памятнике, заменившую прежнюю – «Строителю Великого Сибирского Пути»:
Я подошел к памятнику и прочел надпись, которая заменила прежнюю надпись, сочиненную Демьяном Бедным:
Мой сын и мой отец при жизни казнены.
А я пожал удел посмертного бесславья:
Торчу здесь пугалом чугунным для страны,
Навеки сбросившей ярмо самодержавья.
Когда я прочел эту издевательскую надпись, все бешенством застонало у меня внутри.
И стиснув зубы, я проскрежетал ответ Демьяну Бедному:
Не то беда, что беден ты, Демьян,-
Бывало, на мозги богат иной бедняк;
Не то беда, что у тебя в душе кабак
И что блюешь на мир ты, «Ленинизмом» пьян.
А то беда, что ты - природный хам;
Что, подарив плевки царям,
Ты лижешь, пес, под кличкою Демьяна,
Двуглавый зад Жида и Чингисхана!..
В последней строке прямое указание на Троцкого и Сталина, прекрасно понятное современникам Шульгина. Но вряд ли Ильфу и Петрову, по вполне понятным причинам, для сочинения «Двенадцати стульев» дали полный текст «Трех столиц». К слову сказать, их автор, спустя десятилетия, живя в Советском союзе, очень сожалел, что так грубо и вульгарно откликнулся на стих Демьяна Бедного. А вот некоторые «дозированные», без злобных характеристик Ленина и большевиков, фрагменты из книги белоэмигранта вполне могли и предоставить молодым сатирикам, тем более, к тому времени в «Правде» уже был опубликован фельетон знаменитого в те годы журналиста Михаила Кольцова «Дворянин на родине» о поездке Шульгина.
Так, все помнят историю с походом в ресторан Ипполита Матвеевича и студентки Елизаветы Петровны («Веселая царица была Елисавет…»), она же «бедная Лиза». После возлияний в «Праге» немолодой ловелас стал грубо приставать к юной особе, предлагая тут же поехать в нумера. Но она оттолкнула его, ударив кулачком по лицу. А вот шульгинские наблюдения и размышления на волнующую автора тему свободной любви:
— На Невском я оформил наблюдение, которое я сделал еще раньше. Свободная любовь - свободною любовью в социалистической республике. Но порнография, должно быть, преследуется. Ибо нигде я не видел даже того, чем пестрят витрины всех городов Западной Европы. Голости совсем не замечается.
То же самое надо сказать насчет уличной проституции.
В былое время с шести часов вечера на Невском нельзя было протолпиться. Это была сплошная толпа падших, но милых созданий. Сейчас ничего подобного нет. Говорят, они переместились и по преимуществу рыскают около бань. Другие объясняют, что вообще проституция сократилась, дескать, мол, нет в ней нужды: и так все доступно. Но это, конечно, преувеличено. Мне кажется, что в этом вопросе что-то произошло. А что именно, я дешифрировать не мог.
Разве не достаточно сходств, прямых аллюзий и даже текстуальных совпадений из двух книг? Ясно одно, они вовсе, повторим, не случайны. Но пока Ильф и Петров в ударном темпе трудились над своим романом, произошли важные изменения и в жизни его героев, и в политической обстановке в целом. Во-первых, благодаря перебежавшему в Финляндию агенту ОГПУ Опперпуту-Стауницу, авантюристу и личности довольно темной, «Трест» был разоблачен, что нанесло потом серьезный удар по репутации Шульгина – Кисы Воробьянинова в исполнении сатириков. Троцкий – великий комбинатор Бендер – был выслан сперва из Москвы, а затем и из страны. Но, самое удивительное, кровавый финал «Двенадцати стульев» оказался для него провидческим и демон революции через 13 лет погиб в результате удара ледорубом по голове, а не бритвой по горлу, как в романе.
Трагично сложилась и судьба остальных участников исторических событий. Все чекисты-создатели «Треста», который лопнул, не пережили 1937 года. Они были расстреляны в результате жестоких политических разборок и чисток. Умер в том же году в лагере и Якушев. Расстрелян был и фельетонист Михаил Кольцов. Рано ушли из жизни Ильф и Петров. Первый умер от болезни перед войной, второй, ставший военным корреспондентом, погиб в авиакатастрофе в 1944 году.
И лишь Шульгин-Воробьнинов дожил до глубокой старости и скончался уже в годы брежневского застоя. Он стал в 1961 году почетным гостем XXII съезда КПСС, утвердившего программу построения коммунизма в стране. После паспорта на имя Шмитта это была вторая лукая насмешка судьбы над престарелым националистом и монархистом. Однако перед этим он отсидел 13 лет во Владимирском централе за активную антисоветскую деятельность, которую вел с 1907 по 1937 год, во всяком случае, так значилось в приговоре. Редкий случай, когда борьбу с советской властью начинают за 10 лет до ее официального провозглашения .
Однако «Трест» и трестовцы сыграли важную роль в хорошо задуманном и великолепно исполненном многоходовом спектакле. Потому, что у них была, прямо по Станиславскому, сверхзадача – предотвратить как террористическую, так и реальную войну против Советского союза в 20-е годы. Благодаря, в том числе, и Шульгину, написавшему по их просьбе книгу, хотя и антисоветскую, но, тем не менее, проникнутую любовью к России. Ведь заканчивается она такими словами автора, сказанными им одному из людей, что встретил его после пребывания в СССР:
— Когда я шел туда, у меня не было родины, сейчас она у меня есть.
Несмотря ни на что, многих в эмиграции его книга заставила пересмотреть свои взгляды и позицию в отношении родины. Сказалось это потом и на отказе немалого их числа сотрудничать с немцами во время войны.
Что ж, то была трагическая, но великая история. Завершилась ли она окончательно? Вряд ли. Фарсово изображенную Ильфом и Петровым сцену монархического собрания союза «Меча и орала» кое-кто пытается разыграть и в наши дни. Порой даже кажется, что сейчас, в год столетия революции, появится, кроме известной, но уже сомнительной в своей чистоте происхождения, династии Кирилловичей во главе с Марией Владимировной и еще какой-нибудь шутовской Чингизид Рюрикович Голштинский-Годунович с бутафорской шапкой Мономаха. Ведь нечто подобное все наблюдали несколько лет назад на телеэкране, когда Геннадий Хазанов попытался водрузить эту шапку на чело Путину. Но тот сам ловко перехватил инициативу, надев «головной убор» на пародиста. Так и с монархией на сегодняшний день…
Когда Юрий Никулин узнал, что Леонид Гайдай решил снимать "12 стульев", то тут же позвонил режиссёру - он очень хотел сняться в этом фильме в роли Ипполита Матвеевича Воробьянинова. Но Гайдай отказал своему другу - в Никулине он Воробянинова не видел и доверил ему роль дворника Тихона
А рассматривал он на роль предводителя дворянства трёх актёров - Анатолия Папанова, который к тому времени уже играл роль Воробьянинова на сцене
Ростислава Плятта
и Сергея Филиппова
Плятт был очень хорош в паре с Михаилом Пуговкиным (который играл отца Федора), но в самостоятельных эпизодах не очень нравился режиссёру
Поэтому Гайдай склонялся к Филиппову. Но тут возникла большая проблема - у Филиппова диагностировали рак мозга. Режиссёр принял решение утвердить Ростислава Плятта. Но Филиппов, узнав об этом, позвонил Леониду Гайдаю и заявил: Ипполита Матвеевича будет играть он, чего бы это ему ни стоило. Режиссёр попал в сложную ситуацию: с одной стороны, ему не хотелось обидеть Филиппова, с другой стороны, серьёзная болезнь исполнителя могла поставить съёмки под угрозу. Но, когда о страстном желании Сергея Филиппова сыграть Кису Воробьянинова узнал Плятт, Ростислав Янович позвонил Гайдаю и отказался от этой роли
В итоге Гайдай решил рискнуть, и утвердил Филиппова, для которого это решение стало вторым шансом - его к тому времени уволили из театра из за проблем с алкоголем. Филиппов рьяно взялся за работу, несмотря на серьезную болезнь. Но по окончании съёмок Филиппову стало хуже, его срочно положили в больницу. Но, к счастью, лечение прошло успешно и и он сам озвучил своего героя
Использованы кадры из х/ф "12 стульев", реж. Л. Гайдай, Мосфильм, 1971 год
и фотографии из архива Мосфильма
Смотрите также:
Настоящее имя Кисы - Ипполит Матвеевич Воробьянинов. Герой происходит из дворянской среды и до революции был уездным предводителем дворянства.
Бендер не без сарказма называет Кису гигантом мысли, отцом русской демократии и особой, приближенной к императору. Лишенный былых привилегий, герой живет вместе с тещей и работает в ЗАГСе некоего провинциального городка. О дореволюционной жизни героя речь идет в рассказе «Прошлое регистратора ЗАГСа», который должен был войти в роман «Двенадцать стульев» как одна из глав, но в итоге вышел отдельно через год после публикации романа.
История и образ
Воробьянинов родился в Старгородском уезде в 1875 году. Его отец Матвей Александрович, хозяин поместья, был страстным любителем голубей. Сам герой предстает в рассказе о дореволюционных годах авантюристом и гулякой. Герой - «отъявленный холостяк» и женится на помещице Мари Петуховой, только чтобы поправить пошатнувшиеся дела в собственном поместье. После женитьбы продолжает крутить роман с женой окружного прокурора, с которой вдвоем катается в Париж. Законная супруга героя умирает в 1914 году.
Герой возмущал приличное общество, появляясь в общественных местах в компании обнаженных дамочек и вел жизнь мота и бонвивана, пока в 1918 году не был изгнан из собственного поместья. После революции Воробьянинову приходится вести жизнь простого советского служащего.
На момент действия романа Кисе 52 года. Воробьянинов описан в романе как седой старик высокого роста с ухоженными усами, внешне крайне похожий на Милюкова - министра иностранных дел при Временном правительстве. Из-за этого Киса вынужден отказаться от очков и носить вместо тех пенсне, чтобы сходство не было таким уж очевидным.
Пытаясь изменить внешность перед тем, как отправляться разыскивать стулья, герой красит волосы в черный цвет. После первого же мытья краска сходит, и черный цвет превращается в зеленый, а герою приходится сбрить усы и обрить голову наголо.
Авантюрные похождения героя начинаются в тот момент, когда умирающая теща рассказывает Кисе о старых фамильных драгоценностях, спрятанных в одном из стульев гарнитура, сработанного мастером Габсом. Гарнитур состоит из двенадцати стульев, и герой принимается разыскивать те, чтобы завладеть сокровищем.
Начав поиски самостоятельно, герой попадает в Старгород, где в «проект» оказывается вовлечен еще один участник - мошенник Остап Бендер. Жизнь героя осложняется присутствием конкурента - отца Федора, священника, который исповедовал умирающую тещу Воробьянинова, тоже узнал о стульях и развернул собственную кампанию по поиску драгоценностей.
Герои оказываются в Москве, в музее мебели, где с аукциона продаются десять из двенадцати стульев, входивших в тещин гарнитур. Купить их, однако, герои не могут, потому что Воробьянинов накануне потратил предназначенные для этой цели деньги. Входившие в гарнитур стулья расходятся в разные руки, и героям приходится открыть охоту на новых владельцев драгоценной мебели. А деньги бывший герой-любовник Киса просадил в ресторане «Прага», куда явился с дамой.
Затем Воробьянинов вместе с компаньоном оказывается на пароходе, идущем рейсом по Волге, в городе Васюки удирает от разъяренных шахматистов, а в Пятигорске вынужденно клянчит милостыню. После этих мытарств герой возвращается в столицу, где теряются следы последнего стула. Бендер выясняет, что стул «осел» в клубе железнодорожников.
В ночь перед финальным рейдом Воробьянинов убивает партнера ударом опасной бритвы по горлу, чтобы завладеть сокровищами в одиночку. Однако на другой день выясняется, что сокровища уже нашли за несколько месяцев до этого и «превратили» в спортивно-развлекательный центр для трудящихся.
Образ Воробьянинова во многом списан с дяди Евгения Петрова, одного из авторов произведения. Дядя этот жил в Полтаве, носил бакенбарды и золотое пенсне, был гурманом и любителем роскошной жизни.
Экранизации
Роман «Двенадцать стульев» пережил около двадцати экранизаций. В России широко известна экранизация 1976 года под названием «12 стульев», снятая , где роль Кисы сыграл актер , а роль Остапа Бендера - . Несколькими годами ранее еще один фильм по роману снял режиссер . В этой двухсерийной комедии роль Кисы играл .
В 1980 году Сергей Филиппов играет роль Кисы Воробьянинова снова, на этот раз в фильме режиссера Юрия Кушнерева «Комедия давно минувших дней». Фильм представляет собой по сути кроссовер - там пересекаются персонажи и сюжеты разных советских фильмов. К авантюре Кисы и Бендера подключаются Трус и Бывалый - знаменитые мелкие правонарушители из комедий Леонида Гайдая. Сборная команда авантюристов отправляется на поиски сокровищ вчетвером.
За пределами кириллического сектора роман тоже неоднократно экранизировали. В Германии, Италии, Великобритании, США и Швеции в первой половине ХХ века выходили свои вариации на тему «Двенадцати стульев», более или менее близкие к оригиналу. Волна популярности романа Ильфа и Петрова докатилась даже до Бразилии, где в 1957 году тоже сняли экранизацию под названием «Treze cadeiras» («13 стульев»).
Оскарито в роли Бонифацио Боавентуры (Кисы Воробьянинова) в бразильской экранизации Еще одна занятная экранизация снята в США в 1970 году режиссером Мелом Бруксом. Съемки шли в Финляндии и Югославии, а сам фильм отличается типичным для американской комедии «хэппи-эндом». Остап и Киса вдвоем отправляются ночью в клуб железнодорожников за последним стулом. Узнав о том, что драгоценности «уплыли», Киса устраивает погром. Позже разочарованные компаньоны-авантюристы мирно обсуждают дальнейшие планы, и никакого смертоубийства не происходит.
Рон Муди в роли Кисы Воробьянинова в американской экранизации Сюжетная линия, связанная с поиском разошедшихся на аукционе стульев, в фильме усечена. Герои не разъезжают по стране, разыскивая стулья поодиночке, а находят сразу семь стульев из гарнитура в перевозном театре «Колумб», куда те были проданы. Чтобы добраться до них, герои нанимаются в театр, выдав Кису за актера. Часть стульев расходится из театра в чужие руки, и героям приходится искать их.
Один стул Киса отбирает у финского канатоходца. Для этого пассивный и неизобретательный в оригинале герой сам взбирается на канат и демонстрирует чудеса эквилибристики. Еще четыре стула герои вскрывают на предмет наличия драгоценностей прямо в музее мебели, где проходил аукцион. И только последний стул, как и положено, находится в московском клубе железнодорожников.
Последняя экранизация вышла в Италии в 2013 году и представляет собой вольную интерпретацию сюжета, где в сохранности остаются только стулья и спрятанное в них сокровище («Не в стульях счастье», или «La sedia della felicità»).
В Харькове в 2016 году появился памятник Кисе Воробьянинову авторства скульптора Катиба Мамедова. Воровато озирающийся бронзовый герой со стулом в руках выходит из кирпичной стены, наполовину еще скрытый в кладке.
Реплики героев Ильфа и Петрова стали известными цитатами. Киса особенно известен жалобной мантрой, которую повторяет, когда просит милостыню:
«Месье, же не манж па сис жур. Гебен мир зи битте этвас копек ауф дем штюк брод. Подайте что-нибудь бывшему депутату Государственной Думы».
Происходил из старгородских дворян, после революции 1917 года перебрался в уездный город N (то есть маленький провинциальный городок) и работал в ЗАГСе , где управлял столом регистрации смертей и браков. Жил вместе с тёщей, Клавдией Ивановной Петуховой.
Перед смертью тёща призналась Ипполиту Матвеевичу в том, что спрятала свои дореволюционные фамильные драгоценности в одном из двенадцати стульев гарнитура работы мастера Гамбса . Поиски сокровища и составляют сюжет романа «12 стульев ».
Детское прозвище Ипполита, Киса, очень понравилось его компаньону, Остапу Бендеру , и тот частенько звал его так, хотя не скупился и на другие прозвища, вроде «фельдмаршал», «предводитель команчей» и тому подобные.
Послушайте, - сказал вдруг великий комбинатор, - как вас звали в детстве?
- А зачем вам?
- Да так! Не знаю; как вас называть. Воробьяниновым звать вас надоело, а Ипполитом Матвеевичем слишком кисло. Как же вас звали? Ипа?
- Киса, - ответил Ипполит Матвеевич, усмехаясь.
- Конгениально!
О судьбе Ипполита Матвеевича после событий романа «12 стульев » нет никаких данных. Он лишь один раз мельком упоминается Остапом Бендером в романе «Золотой телёнок ».
Был такой взбалмошный старик, из хорошей семьи, бывший предводитель дворянства, он же регистратор загса, Киса Воробьянинов. Мы с ним на паях искали счастья на сумму в сто пятьдесят тысяч рублей.
Внешность и привычки
Отправляясь на поиски сокровищ, Ипполит Матвеевич красит волосы в «радикальный чёрный цвет», но после умывания на следующий же день его волосы становятся зелёными и ему приходится побриться наголо и сбрить усы.
Вытираться было приятно, но, отняв от лица полотенце, Ипполит Матвеевич увидел, что оно испачкано тем радикально черным цветом, которым с позавчерашнего дня были окрашены его горизонтальные усы. Сердце Ипполита Матвеевича потухло. Он бросился к своему карманному зеркальцу. В зеркальце отразились большой нос и зеленый, как молодая травка, левый ус. Ипполит Матвеевич поспешно передвинул зеркальце направо. Правый ус был того же омерзительного цвета. Нагнув голову, словно желая забодать зеркальце, несчастный увидел, что радикальный черный цвет еще господствовал в центре каре, но по краям был обсажен тою же травянистой каймой.
Из привычек Ипполита Матвеевича известно его обыкновение произносить по утрам «бонжур» (то есть фр. bonjour ) если он «проснулся в добром расположении», или «гут морген» (нем. guten Morgen ) если «печень пошаливает, 52 года - не шутка и погода нынче сырая».
Прошлая жизнь
В первоначальной, полной версии романа Двенадцать стульев (1928), приведены подробности из прошлой жизни Ипполита Матвеевича Воробьянинова. Эта целиком изъятая глава представляет собой отдельное повествование, с совершенно другим образом Ипполита Матвеевича. Здесь герой представлен как романтик-авантюрист. Если считать информацию из этой главы состоятельной, то «Ипполит Матвеевич Воробьянинов родился в 1875 году в Старгородском уезде в поместье своего отца Матвея Александровича, страстного любителя голубей.» То есть на момент главного действия романа ему было чуть за 50.
Ярким событием из прошлого Ипполита Матвеевича явился скандальный роман с женой окружного прокурора Еленой Станиславовной Боур, закончившийся отъездом обоих в Париж.
На масленицу 1913 года в Старгороде произошло событие, возмутившее передовые слои местного общества… В момент наивысшей радости раздались громкие голоса… В залу вошел известный мот и бонвиван, уездный предводитель дворянства Ипполит Матвеевич Воробьянинов, ведя под руки двух совершенно голых дам. Позади шел околоточный надзиратель в шинели и белых перчатках, держа под мышкой разноцветные бебехи, составлявшие, по-видимому, наряды разоблачившихся спутниц Ипполита Матвеевича.
Был 1913 год . Двадцатый век расцветал…
Ипполит Матвеевич, сидя на балконе, видел в своем воображении мелкую рябь остендского взморья, графитные кровли Парижа, темный лак и сияние медных кнопок международных вагонов, но не воображал себе Ипполит Матвеевич (а если бы и воображал, то всё равно не понял бы) хлебных очередей, замерзшей постели, масляного каганца, сыпно-тифозного бреда и лозунга «Сделал свое дело - и уходи» в канцелярии загса уездного города N.
Не знал Ипполит Матвеевич… и того, что через четырнадцать лет ещё крепким мужчиной он вернётся назад в Старгород и снова войдёт в те самые ворота, над которыми он сейчас сидит, войдёт чужим человеком, чтобы искать клад своей тёщи, сдуру запрятанный ею в гамбсовский стул, на котором ему так удобно сейчас сидеть…Будучи лишенным в всех средств, Ипполит Матвеевич принял свою участь со смиренным достоинством. Когда же перед ним в 1927 году вдруг замаячил шанс вернуть прежнюю роскошную жизнь, он очертя голову бросился на поиски своих сокровищ, будучи совершенно неприспособленным к этому.
Описанный образ повесы никак не вяжется с блеклым законопослушным обывателем, в которого превратился Ипполит Матвеевич после революции. В романе «предводитель дворянства» представлен жалкой фигурой из прошлого, которой не место в новой жизни. Он страдает (по словам Остапа) «организационным бессилием» , подвергается унижениям, опускается до попрошайничества, воровства, а в конце он становится убийцей.